Вот ряд картин, изображающих геройские подвиги царя: царь на колеснице выступает в поход со своим войском. Другая картина изображает лагерь: здесь шатер царя, там колесницы, тут лошади, а вот, здесь уже подходить неприятель. начинается сражение. Царя видно везде, где бой наиболее опасен. Далее, по окончании сражения, уносят раненых, уводят связанных. Вот картина, знакомящая нас еще с одною особенностью египетской живописи: отправляют куда-то группу связанных негров.

В стенной живописи изображения вообще рисованы без теней, но в связанной группе одни негры нарисованы светлыми красками, другие - темными. Это означает, что так как они идут рядом, то одни из них отчасти закрывают других.

Египетские художники не знали также перспективы. Они, главным образом, старались изображать каждый предмет так, чтоб дать о нем самое ясное понятие, и потому, если предметов было много, изображали каждый отдельно, так как он есть в действительности, а не так, как его видит глаз - при множестве других предметов. Если бы, например, египетский художник хотел нарисовать комнату, в которой ближе к нему стоить стол, а по далее - шкаф, он нарисовал бы сперва стол, а над ним - шкаф.

Мы не могли осмотреть подробно царских гробниц, так как удушливый воздух стеснял наше дыхание. Скажу только, что как в царских, так и в частных гробницах древних египтян картин вообще такое множество, что они, как открытая книга, и даже еще лучше, еще нагляднее книги, представляют полные сведения о древнеегипетском быте со всей его цивилизацией, ремеслами, искусствами, нравами и обычаями. Краски так прочны, что сохранились во всей своей свежести. Но везде видны следы позднейшего разрушения и мелочности туристов.

Свечи горели тускло, у нас кружилась голова от спертого воздуха, и мы поспешили выйти из этого царства смерти на свежий воздух.

Около часа, Мурат-Паша, исполняющий при принцах должность мичмандара, доложил им, что завтрак готов. Он был накрыт в преддверии гробницы Рамзеса V, на двух длинных, персидских коврах, постланных вдоль стен. Все, бросились туда, присели на скоро, где попало, и принялись за еду с большим аппетитом. Так как завтрак был импровизированный, то посуды было мало: не доставало для всех тарелок, вилок, стаканов и прочего, но мы обходились, как могли. Я никогда не запомню более веселого завтрака, как этот, в атриум гробницы. Понятно, что здесь не было и тени этикета, его заменяла общая фамильярность. Слуги были почти бесполезны в этом тесном пространстве, мы прислуживали сами себе и друг другу. Между гостями господствовала дружеская и забавная сумятица, а высшие лица в нашем кругу выказывали самое восхитительное добродушие и простоту в обращении.

Остатки завтрака предоставили мелкому люду из свиты. Я никогда не видывал, чтоб можно было так быстро уничтожить такое большое количество мяса, какое уничтожили наши слуги. После еды, Мурат-Паша роздал им бакшиш, по случаю торжественного праздника Бейрама, Принцы сели на коней и поехали дальше по мрачному ущелью. Нас же г. Мариэтт уговорил забраться на гору по такой тропинке, по какой, я думаю, никогда не взбирались и козы. В плоских странах редко случается любоваться величественными панорамами, и если представится случай, хочется, во что бы то ни стало, воспользоваться ими. С вершины Ливийских гор мы наслаждались самой великолепной и законченной картиной, какую когда-либо приводилось видеть путешественнику. Посреди зеленеющей долины струились желтоватые воды Нила; под нашими ногами находились храм Гурнаха, Рамесон, Мединет-Абу, Колоссы, и пестрело еще множество других руин. Прямо перед нами были Карнак и Луксор. Горизонт замыкала цепь Аравийских гор; словом, взгляд наш обнимал все, что осталось от Фив, в вечно свежей раме этой грустной, но все таки грандиозной, картины.

У подошвы горы мы догнали кавалькаду и примчались галопом к берегу Нила. На пароходах, ожидавших нас в Луксоре, были уже разведены пары. Принцы собирались уехать и увозили всех с собой.

Впереди флотилии плыл пароход, буксировавший дагабиэ принцев. За ними ехали мы, а за нами - г. Мариэтт, потом - комендант на пароходе, который плыл медленно, так как буксировал плот с лошадьми и, наконец, последний ехал мудир. Отъезд наш был блестящ и шумен: флотилия была расцвечена флагами; все увеселительные лодки, которых плавало множество около Луксора, также украсились флагами; мы стреляли из ружей, в знак прощания, с берега отвечали нам тем же. Так расстались мы со стовратым городом.
 

XXII

дно только обстоятельство портило мни удовольствие: Ахмет обещал нам писать, но мы ничего не знали о нем. В самом Верхнем Египте почта довольно исправна; босой феллах, с маленьким чемоданом на палке, перекинутой чрез плечо, идет себе берегом до станции, где передает чемодан с письмами другому фактору и, таким образом, корреспонденция довольно скоро достигает берегов Белого Нила. Во всяком городе есть почтовая контора, трудно только найти чиновников, которые знали бы европейские языка; не знаю, найдется ли хоть один такой выше Каира. Потому-то все европейцы, которые едут вверх по Нилу к Асуану, просят адресовать им письма на имя Мустафа-Аги, агента английского консульства в Луксоре; Мустафа довольно сносно говорит по-английски, но читать на этом языки не умеет. Когда я зашел к нему, чтобы справиться, нет ли писем от Ахмета, он приказал слуге дать мне трубку, кофе и принести почтовый ящик. Этот ящик был набит письмами и газетами.

- Вот, - сказал Мустафа, - все, что у меня есть, если вы найдете тут письмо на ваше имя, - возьмите его.

Я прорылся с полчаса но труд мой не совсем пропал даром, так как я нашел три письма к самому Мустафе; он очень удивился и поблагодарил меня. В деревне Эмерит, где вице-король имеет огромные плантации сахарного тростника, нам привелось быть на очень оригинальном турнире.

24-го числа по утру, принцы пригласили нас посмотреть на воинские упражнения во дворе сахароварни! Конечно, никогда еще до сих пор не бывало турнира среди такой обстановки. Оглушающий шум машин сливался со звуками дикой музыки; пистоны беспрестанно действовали. Машины превращали черную кашицу в белый порошок, между тем как двенадцать всадников, с копьями в руках, со щитами, привешенными к седельной луке, подражали геройским средневековым битвам посреди груд каменного угля. Шут разнообразил празднество плоскими выходками: он бросался в схватку верхом на палке длиною аршина в 4 и 1/2, проскакивал между ногами конюхов, горланил и возвращался к нам, поглаживая свою лошадку.

В тот же день мы доехали до города Эсне где посетили уцелевшую часть храма, который Магомет-Али превратил в магазин. Я не стану описывать этого храма, чтобы не утомить читателя однообразием описаний. На другой день по утру мы отправились на пароходах в Эдфу, куда и прибыли ночью без всякого приключения.

Местный колорит обозначался все резче, каждая станция представляла нам случай наблюдать другие нравы и другие обычаи. Жители Эдфу ходят вооруженные; у них есть что-то вроде национальной гвардии, которая пришла отдать почесть принцам и исполняла военные приемы, как умела. Народ здесь сообщителен, он бежал на встречу принцам с радостными криками, и кавасы не гнали его прочь; впрочем, эти полудикари очень скромны и нисколько не надоедливы. Дома, по случаю приезда принцев, разукрасили, кто как умел и чем пришлось. У мужчин кушаки, а у женщин покрывала развивались, как знамена; двери были драпированы старыми коврами и английскими бумажными тканями. Одно из значительных лиц в городе вывесило зеркало на пути парадного поезда.

В Эдфу мы попали на воинские игры полунагих абадехов; они носились по полю, с которого была снята жатва кукурузы, со шпагою в правой руке и со щитом из кожи гиппопотама в левой, при звуках варварской лиры, называемой кизр.

Шпага их, широкая, длинная и тонкая, есть ни что иное, как древний меч, но вдвое больше него. Они побрякивают ею в такт и владеют довольно проворно и ловко. Их воинственным игры похожи отчасти на танец, отчасти на боевой приступ. По временам сражающееся составляли группы, выравнивались в ряды и исполняли какой ни будь правильный маневр.

Эти абадехи и их соседи - бахарисы, - племена кочующие; они странствуют по оригинальной и мало известной стране, которая лежит на юге от Асуана и простирается на восток до Красного моря. Вода в ней встречается редко, но за то в ней есть золотые руды.