Устройство и внутреннее расположение бань везде на востоке одинаково. Прямо с улицы, мы вошли в большую залу с высоким куполом, поддерживаемым мраморными колоннами. Пол в ней мраморный, украшенный разноцветными узорами. Посреди залы - фонтан. Пространство между колоннами и стенами выше остального пола аршина на полтора и образует галерею, на ней постланы циновки. Там же лежать матрацы с подушками, для отдыха после мытья. В этой бане мы разделись и отдали белье на сохранение тут же сидящему хозяину. Слуги обвязали нам головы двумя белыми салфетками, в виде чалмы; мы надели деревянные башмаки и вошли в другую комнату, натопленную довольно жарко.

Тут нам принесли трубки и наргиле. Наргиле - особый снаряд для курения табака; дым в нем проходить через сосуд с водою и длинный витой чубук. Отсюда прошли мы в третью комнату; здесь был такой жар, что Шарль в ужасе выскочил оттуда и объявив, что не хочет быть сжаренным заживо. Но мы с Эмилем вооружились храбростью и вскоре наши легкие привыкли к жаркому воздуху и пару. Пол и стены в этой зале выложены мрамором. Потолок устроен в виде купола, с многочисленными круглыми отверстиями, покрытыми снаружи стеклянными разноцветными колпаками, чрез которые проходить слабый, но весьма приятный свет. Посреди комнаты, большой, круглый, но не высокий мраморный стол и под ним - топка. Здесь банщики принялись нас скрести шерстяными рукавицами, мять нас, как тесто, выворачивать нам суставы и обдавать горячей водой. Шарль, при виде истязаний, которым мы подверглись, устыдился своего малодушия и присоединился к нам. Через час банщики оставили нас полумертвыми, на матрацах, набитых ватой, и поднесли нам неизбежный кофе и опять трубки. Но мы не даром вынесли все эти испытания: действие бани оказалось превосходно: мы так освежились, что до поздней ночи разгуливали по городу, не страдая ни от жара, ни от пыли.

Сиут - центр торговли и даже промышленности. Здешние кладовые служат складочным местом товаров, привозимых из Судана. Многие корпорации здешних ремесленников занимаются работами из слоновой кости, из рога единорогов, отделывают страусовые перья, а мастера золотых дел превращают золотой песок в весьма оригинальные украшения. Из квартала красильщиков мы прошли на базар, где продают туфли, оттуда - в улицу, где живут мастера золотых дел и, наконец, в лавки, где торгуют глиняной посудой, которою славится Сиут. Один богатый и очень почтенный, хотя несколько плутоватый, купец очень радушно и предупредительно показывал нам товары, находившиеся в его окэле. Мы могли приобрести здесь пять или шесть штук потрескавшихся клыков, несколько пучков страусовых перьев, поеденных кое-где молью, и много подобной дряни, завалявшейся в его лавках. Пока мы защищали наш кошелек от покушений на него красивого, но лукавого старца, множество нищих, один за другим, приходили в лавку и ни один не уходил без пшеничной лепешки, очень аппетитной на вид. Купец роздал целую корзину таких лепешек, угостил нас мокским кофе, затем, запер свою лавку, задвинул дверь засовом, простился с нами без малейшей досады на нас, сел на великолепного белого осла, ожидавшего его на улице, и уехал. Базары вообще очень оживлены, но на улицах пусто и тихо. Можно пройти целую лье, не встретив и десяти человек. Единственный шум, раздающийся по временам, происходить от жерновов, приводимых в движение быками; все мелют муку дома. Белые здесь встречаются все реже и реже Нам попалось не больше пятнадцати человек турок, жандармов или кавасов, с неподвижными физиономиями, в своих оригинальных, даже смешных костюмах, но зато встречалось множество кочующих арабов, с остроконечными зубами, опрокинутым назад лбом и с выдавшимися скулами; они были пониже феллахов среднего роста, но живее их, с более гордой осанкой, и как-то хвастливо и щегольски драпировались в свои бедные бурнусы.

Сиут, кажется, единственный город в Египте, общий контур которого живописен. Он построен на возвышенности, у подошвы Ливийских гор, и врезается в их фон, как декорация, так красиво и живописно, что удовлетворяет вполне туриста с самым пылким воображением. Благодаря живописцам и поэтам, мы обыкновенно заранее создаем себе в воображаемые картины востока, и часто действительность оказывается ниже ожидания. Но Сиут нельзя упрекнуть в этом. Около шести часов вечера, до солнечного заката, мы возвращались к лодке, по прелестной аллее, окаймленной мимозами. Вдруг, в ста шагах от города, посреди высохшего поля, изборожденного последним разливом, мы все обернулись и остановили наших ослов, пораженные чудной картиной. Сиут, с его бесчисленными минаретами и белыми домиками, весело выглядывал из темной глубины Ливийских гор.

- Вот Восток, каким он представляется нам в мечтах, или во сне! И только, может быть, здесь он таков! - воскликнул в восторге Шарль.

Последняя фраза преувеличена, так как вход в залив Золотого Рога, у Константинополя, также чрезвычайно живописен, хотя и в другом род, и, в добавок еще, несравненно грандиознее скромного очерка Сиута; но все-таки, последний производить сильное впечатление.

Солнце скрылось, стало смеркаться; мы почувствовали, что озябли, и поехали рысцой к гавани.

Окрестности Сиута отличаются хорошей растительностью. Везде зеленеют мимозы, апельсинные и гранатные деревья, сахарный тростник, табак, конопля, хлеб и прочее. Везде, на берегу реки и между скалами, растут цветы. Нил, начиная отсюда, очень извилист и повороты его круты Он как будто силится вырваться из объятий обступивших его гор. На берегах его видны иногда целые стада быков. Они пьют воду - и вдруг бросаются в нее, так что над водою видны только их морды, на которых висят водяные растения. Уток здесь множество. Здешние жители весною ловят их в большом количестве особым способом. В феврале обыкновенно по Нилу плывут барки, до того нагруженные арбузами, что они валятся в воду. Утки клюют упавшие арбузы. Здешние жители, надев на голову выдолбленную тыкву с просверленными отверстиями для глаз и рта, подплывают тихонько к самой середине и хватают уток по две сразу каждою рукою. Охота эта продолжается ежедневно, пока возят арбузы.

Сотни змей греются на солнце на здешних берегах; порой пробежит аист и схватить лягушку.

Между Сиутом и Кене мы были принуждены остановиться, из уважения к здешнему обычаю.

Необходимо было посетить шейха Селима; невнимание к нему оскорбило бы весь экипаж. Мы причалили к берегу; на холмики стояла группа мужчин и женщин с небольшими узелками; все они поочередно преклонялись пред стариком, совершенно нагим, с которым был его товарищ, одетый богато. Наши матросы завязали в салфетки апельсинов и булок, сунули в карманы денег и побежали на холм.

Шейх Селим слывет за укротителя крокодилов, его уважают как святого и он дает целовать свою руку. Богато одетый товарищ - слуга его. Мы тоже подошли посмотреть на него. Он был очень грязен; блохи прыгали у него по ногам. Физиономия его отличается выражением тупости и бессмысленно вытаращенными глазами. Кожа его потрескалась от зноя и его поклонники время от времени смазывают ее маслом, но он никогда не совершает омовений, предписанных законом Магомета. Мусульманский святой принял нас благосклонно, благодаря нескольким монетам и фунту табаку, и пожелал нам счастливого пути.
 

XIX

ибина остановилась в Кене в три часа пополудни. Здесь, на берегу Нила, нас встретил Ахмет. У него есть еще другое абадиэ, или поместье, в здешних краях, и он нарочно приехал сюда, чтобы дождаться нас и показать нам, что можно развести в пустыне, благодаря просвещению и труду.

Кене - складочное место коссейрских товаров, как Сиут - дарфурсвих. Произведения Геджаса везут по Красному морю в Коссейр, оттуда - пустынею до Нила и, наконец, - Нилом в Кене, а оттуда уже отправляют в Коссейр, в Александрию и в Европу. С открытием Суэцкого канала, дорога эта потеряла свое значение и, очень может быть, теперь кенехские жители займутся добыванием серы и работою в рудниках и в каменоломнях, окружающих город. Берега Красного моря изобилуют неоцененными сокровищами, но злой гений здешних мест - жажда, подпускает людей пользоваться ими. Нет никакой возможности разрабатывать руды, будь он хоть золотые, или изумрудные, в такой местности, где по целому году не выпадает ни капли дождя.

Все это Ахмет объяснил нам, и затем пригласил нас ехать в город. Под тенью небольшой рощицы смолистых деревьев нас ждали на этот раз уже не те красивые арабские кони, которыми мы любовались в Куцбарахе, хотя и побаивались их, а белые, удивительно красивые ослы, покрытые бархатными и шелковыми, шитыми золотом, попонами. Ахмет сказал нам, что всех его лошадей ремонтеры забрали в английскую армию, по случаю войны с Эфиопским Императором Феодором.