Питри и гробница
Аменемхета
дивительно,
как много рано развившихся
даровании проявили себя впоследствии
именно в области археологии! Шлиман,
еще будучи учеником в лавке,
овладевает чуть ли не полдюжиной
языков; Шампольон в возрасте
двенадцати лет высказывает
самостоятельные суждения по политическим
вопросам; Рич привлекает к себе
всеобщее внимание уже на девятом
году жизни, а об Уильяме Матью
Флиндерсе Питри, которому было суждено
стать самым вы дающимся
вычислителем и интерпретатором
среди археологов, рассказывается в биографической
заметке, напечатанной в одной из газет,
что он уже в возрасте десяти лет
проявлял совершенно исключительный
интерес к раскопкам в Египте.
Тогда же он высказал мысль,
которая впоследствии стала основной в его
научной деятельности: необходимо,
соблюдая разумное соотношение между
уважением к древностям и жаждой
открытий, слой за слоем «просеять»
землю Египта для того, чтобы не только
найти все, что она скрывает в своих
глубинах, но и получить
представление о первоначальном
расположении всех находок. Заметка эта
(мы привели здесь ее лишь в качестве курьеза,
так как проверить сообщаемые в ней
факты не удалось) была опубликована
в Лондоне в 1892 году, в том
самом году, когда Флиндерс Питри был назначен
профессором Университи-колледжа. (К этому
времени ему уже исполнилось 39 лет —
едва ли можно считать такой возраст
слишком ранним для должности
профессора).
Однако независимо от
достоверности этих сведений
несомненно одно: уже в ранние,
юношеские годы у Питри появился,
помимо интереса к древностям,
целый ряд склонностей, которые редко
встречаются в подобном сочетании и которые
впоследствии сослужили ему немалую
службу. Он занимался естественными
науками, испытывал значительно больший,
чем обычный дилетантский, интерес к химии
и буквально возводил в культ ту науку,
которая стала со времен Галилея
основой всех точных наук —
математику. Одновременно он бродил
по лондонским антикварным лавкам,
проверяя свои теории на самих
предметах древности, и еще в школьные
годы жаловался на то, что в области
археологии, в частности египтологии,
ощущается недостаток в настоящих
фундаментальных трудах. Став взрослым,
он восполнил этот пробел: его научное,
наследие насчитывает 90 томов. Его трехтомная
«История Египта...» (1894 — 1905),
исследование, отличающееся
удивительным богатством содержания,
было первым в ряду последующих
монографии, посвященных этой теме, а большой
отчет «Десять лет раскопок в Египте,
1881 — 1891», вышедший в свет в 1892 году,
еще и сегодня нельзя читать без волнения.
Питри родился 3 июня 1853 года в Лондоне;
свои исследования по древней
истории он начал в Англии и первую
печатную работу посвятил
неолитической стоянке в Стонхендже.
В 1880 году в возрасте 27 лет он отправился
в Египет, где занимался
раскопками целых сорок шесть лет,
правда, с некоторыми перерывами, —
вплоть до 1926 года.
Он находит греческую колонию
Навкратис и раскапывает среди холмов
мусора в Небеше храм Рамсеса.
Около Кантары (некогда там
проходила большая военная дорога из Египта
в Сирию, а теперь приземляются
самолеты) он раскапывает под «могильными
холмами» военный лагерь Псаметиха I
и устанавливает, что эта
местность и есть греческая Дафна.
В конце концов он оказывается там,
где за двести лет до него, в 1672 году,
стоял первый серьезный европейский
исследователь этих мест: ученый
Ванслеб, священник из Эрфурта, —
перед остатками двух колоссальных,
сделанных из песчаника статуй царя
Аменофиса III, о которых упоминал
еще Геродот.
«Колоссами Мемнона» называли их
древние греки. Когда Эос появлялась на горизонте,
ее сын Мемнон начинал стонать и жаловаться,
и звуки его голоса, в котором не было
ничего человеческого, до глубины
души волновали всех, кому
приходилось их услышать. Об этом
сообщали Страбон и Павсаний. Много лет
спустя жалобу Мемнона захотели
послушать римский император Адриан (130 год до н. э.)
и его супруга Сабина; звуки,
которые они услышали, потрясли их
до глубины души. Впоследствии
Септимий Север приказал «восстановить»
верхнюю часть статуй с помощью плит
из песчаника, и тогда звук пропал.
Мы и до сих пор не имеем
еще достаточно ясного научного
объяснения этого явления, хотя в былом
существовании его не приходится
сомневаться.
Здесь вдоволь поработали ветры
столетий. Ванслебу еще удалось
увидеть нижнюю половину одной из статуй.
Питри застает только руины. Он может
лишь догадываться, что каждая статуя
была не менее двенадцати метров в вышину
(средний палец, сохранившийся на руке
южного колосса, имел в длину 1 м 38 см).
Неподалеку от этого места Питри находит
вход в пирамиду в Хаувара, а тем самым —
затерянную гробницу Аменемхета и его дочери
Пта-Нофру. Об этом его открытии
стоит рассказать подробнее.
Полный список всех его раскопок не
может быть приведен здесь — это совершенно
излишне в книге, которая не является
биографией Питри. Он занимался
раскопками всю жизнь, не останавливаясь
на чем-то одном, как, например,
Эванс, который посвятил изучению
одного лишь Кносского дворца
целых двадцать пять лет своей жизни.
Питри действительно «просеял» весь Египет,
совершив при этом путешествие в глубь
трех тысячелетий. В результате он стал
крупнейшим специалистом в той
области древнеегипетского искусства,
которая являлась наиболее интимной и относилась
к «малым формам», — в области
керамики и пластики. (Питри первый
систематизировал и расположил
хронологически египетское прикладное
искусство, проложив дорогу последующим
исследователям.) Одновременно Питри был знатоком
самого великого и величественного
из всего того, что досталось нам
в наследство от древних египтян —
огромных надгробных памятников,
пирамид.
В последних разделах мы больше
занимались историей, чем историями,
перечислением фактов, чем приключениями,
но пусть читатель не посетует на нас
за это. Надеемся, он будет
вознагражден в последующих главах.
В 1880 году в Гизе на поле пирамид
появился чудаковатый европеец.
Осмотрев местность, он обнаружил
заброшенную гробницу, к которой кто-то
из его предшественников приладил
дверь, возможно приспособив гробницу
под склад. Странный путешественник
объявил своему носильщику, что он
собирается здесь поселиться. Уже на следующий
день он водворился в гробнице; на одном
из ящиков стояла лампа, в углу
потрескивала печка: Уильям Флиндерс
Питри был у себя дома. А по вечерам,
когда тени становились лиловыми,
некий догола раздетый англичанин
переползал через развалины у основания
Большой пирамиды; добравшись до входа,
это привидение исчезало в накаленной
солнцем гробнице. После полуночи он возвращался
назад с резью в глазах, с головной
болью, весь в поту — ни дать
ни взять человек, вырвавшийся из огнедышащей
печи, и, усевшись за свой ящик,
переписывал записи и заметки,
сделанные в пирамиде: измерения
высоты, ширины и длины ходов,
наклонов углов, — попутно излагая
свои первые гипотезы.
Гипотезы? О чем? Разве было что-либо
таинственное в этой пирамиде,
стоявшей на протяжении многих
тысячелетий на виду у всех: Еще Геродот
любовался ею (о сфинксе он даже
не упоминает), ее называли одним
из семи чудес света. Но ведь «чудо» —
это уже что-то необъяснимое. Разве уже
само существование этих пирамид
не давало человеку XIX века, века
техники, рационализации и механизации,
не верящему в бога и не видящему
смысла в возвеличивании материально
бесполезных вещей, достаточно
основании для недоуменных вопросов?
|