XXV

а станции нас встретил чиновник компании Суэцкого канала и не расставался с нами до самой Измалии. Верхнеегипетская железная дорога шла тогда до Цигазеха. Здесь мы пересели на лодку, которую тянули бечевой мулы, и поплыли по каналу. Путешествие это продолжалось десять часов и было также однообразие как и медленно. Высоте берега канала скрывали от нас окрестные воды. Там же, где берега были ниже, виднелась бесконечная пустыня. Лодка г. Воазена, на которой мы плыли, была красива и меблирована, как салон в каком ни будь загородном доме; нам было хорошо на ней, но мы дорого бы дали, чтобы пройтись хоть с час по берегу поразмять ноги и отдохнуть, от однообразия пути. Каждая смена мулов составляла нечто вроде события. Мы развлекались, смотря, как почтальон бился, запрягая какого ни будь упрямого мула, который брыкался.

Лессепс. Типография П. Меркульева. (см. увеличенный вариант, 26,2 Кб.)

Далее мы плыли вдоль берегов Геденской земли, где в ветхозаветные времена жили Иаков и евреи. Библия говорить, что это была самая плодородная местность в Египте. Саид-Паша отдал эту долину компании перешейка, г. Лессепс поручил ее импровизированному агроному, светскому человеку и спортсмену, который выказал удивительную способность и страсть к агрономии. В руках г. Гишара этот оазис приносил шестьсот тысяч франков дохода, когда его уступили обратно египетскому правительству.

Ночь застала нас на дороге. Мы встретились в темноте с большой лодкой со множеством пассажиров; это была почта, ежедневно плавающая по каналу между Нилом, Красным и Средиземным морями. Проводник наш был не только умный, но и очень остроумный господин; он рассказывал нам о житие-бытие в Измалии, и мы точно перенеслись во Францию, в какой ни будь провинциальный городок. Наконец, мы все заснули. Вдруг нас разбудило какое-то легкое сотрясение. Две сильные руки повели меня к небольшому дебаркадеру; еще шатаясь, полусонные, очутились мы на очень песчаной дороге между линией изящных домов и большим озером, в котором отражался свет луны. В несколько минут мы подошли к полуоткрытой решетке, прошли прекрасным садом и взошли на лестницу. Приветливый господин, в черном фраке и белом галстуке, поздоровался с нами и поручил своим людям проводить нас в назначенные нам комнаты. Мне казалось, что я вижу все это во сне. К чему этот черный фрак посреди пустыни? Изумление мое достигло крайних пределов, когда я услышал звуки оркестра. Неужели, во время моего сна, я очутился в Париже? Пока я задавал себе эти вопросы, проходя галереи, окружающие двор, усаженный деревьями, мимо нас пробежали одна, две, три собаки, четвертая остановилась и протянула мне морду. Я хотел погладить ее по голове и укололся: у ней были рога. Это были не собаки, а ручные газели дочери г. Воазена. Ловкий лакей привел меня в просторную комнату, убранную с парижскою роскошью. Я машинально умылся, полусонный и усталый. белый галстук и рядом с ним газели сильно меня озадачили. Г. Воазен не замедлил явиться к нам и повел нас в ярко освещенный салон. Там танцевали. Туалеты были точно такие же, как на летних балах во французских замках. Я увидел несколько знакомых лиц.

Здесь только и толков, что о производстве работ и об удивительных машинах. Все, даже англичане, отзываются о канале почти с энтузиазмом.

- Вы увидите машины, громадные как соборы, и точные, как морские гринвичские часы, - сказал мне один англичанин.

Я осмотрел одну из них, которая заменяет силу трехсот рабочих. "Ею управляет", пояснял мне тот же англичанин, "не более пятнадцати человек. Она, в продолжении месяца подымает восемьдесят тысяч кубических метров вырытой земли. Производители здешних работ - люди очень умные, цветы политехнической школы, товарищи и равные главным инженерным начальникам. Но, в нравственном отношении, для меня стоят на одном уровне с ними и молодые, только что выпущенные из школы инженеры, которые смотрят за работами и живут безо всяких удобства, в таких местностях, где не хватает ни земли, чтобы ходить, ни воды, чтобы плавать, и которые с 1859 года борются с невозможностью; по окончании капала, они уедут отсюда такими же бедными и неизвестными, какими и приехали сюда".

Когда бал кончился, я присоединился к свите молодых людей, которые пошли проводить до дома одно семейство, как вдруг, к сильному моему удивлению, пошел дождь. Мне сказали, что с тех пор, как наполнили водой озеро Тимса, дожди здесь не редкость.

На другой день, за четверть часа до колокола, возвещавшего завтрак, Шарль разбудил меня, спрыснув холодной водой, так как я спал, как убитый.

- Разве дождь все еще идет? воскликнул я.

- Как из ведра, друг мой. Это здесь новость, заслуживающая внимательного наблюдения, а потому-то, ровно в полдень, мы идем гулять. Вставай скорее! здесь любят точность и аккуратность, так как здесь некогда терять времени.

Вдруг кто-то постучался.

- Войдите! закричал я.

- Это какой ни будь араб, он тебя не понял, сказал Шарль. Я отворю.

Он отворил - и в комнату вошли три хорошенькие газели. Они были так грациозны и деликатны, что я не мог налюбоваться на них и, не смотря на то, мы, десять минут спустя, ели жаркое из газели и нашли его превосходным. Надо сказать, что котлеты этого кроткого и поэтического животного также нежны и вкусны, как и всякие другие, и инженеры охотно едят их.

Мы встали из-за стола в назначенный час. Жителям перешейка и даже их женам неизвестно праздное препровождение времени. Здесь минуты ценятся на вес золота. Канал должен быть готов, во что бы ни стало, к 1 октября 1869 года, и влияние этой господствующей идеи отражается даже на ежедневных житейских мелочах. Ни холод, ни жар, ни дождь, ни хамсин не изменяют здесь раз предположенного плана, хотя бы он состоял в верховой прогулке, или в завтраке в пустыне. Эта точность мне нравится, и я надеюсь, что она найдет подражателей в Египте.

У насыпи мы сели на красивую дагабиэ, которую буксировал небольшой пароход, и поплыли по обширному озеру. Мы осмотрели черпаки, посредством которых роют под водою канал для больших кораблей.

Обыкновенный черпак - ничто иное, как паровая машина на барке. Ее приводят в движение вокруг двух барабанов, бесконечною цепью, с привешенными к ним железными ведрами или черпаками, загребающими землю и выбрасывающими ее в ящики; но для подводных работ инженер Монжель придумал способ бесконечного полотна, мешками вертящегося на барабанах, поставленных перпендикулярно в черпательнице, приводящей механизм в движение. 18 ноября 1862 гида воды Средиземного моря могли войти в безводное озеро Тимса. Событие это совершилось торжественно, в присутствии вице-короля.

"Именем его светлости, Мехмет-Саида, воскликнул Лессепс, я повелеваю. чтобы воды моря Средиземного были впущены в озеро Тимса! Да поможет нам Бог!".

При этих словах, прорыли заступами проток среди баража - и вода хлынула в котловину. Ровно семь лет спустя, здесь уже стоял на якоре международный флот, перед городом Измаилией, возникшем, как бы по мановение волшебного жезла, из песка, со своими цветочными садами.

За тем, мы отправились по морскому каналу, который идет к холму Серапиума. Холм этот - мыс в десять километров длины, вышиною в несколько метров. Здесь открыты развалины древнего храма. Прорыть холм просто человеческими руками представляло почти не разрешимую задачу, и г. Александр Лавалей придумал отвести на вершину небольшую ветвь пресноводного канала; почва понемногу пропиталась влажностью, размякла, и тогда стало возможно экономически рыть канал черпаками. Благодаря этой мысли г. Лавалей, компания избавилась от лишних двадцати миллионов расхода.