|
|
||
| Чудный, единственный вид,
открывшиеся перед нами, вполне
вознаградил нас за всю понесенную
усталость. Перед нами раскинулась
зеленеющая Нильская долина со
своими городами, селениями,
плантациями, развалинами и Нилом,
который извивался по ней, как
широкая, желтоватая лента. На
западе за нами лежала безжизненная,
голая пустыня. Мы все притихли,
пораженные величием этой дивной
картины, и долго безмолвно
любовались ею. Наконец Шарль взял у
одного из слуг Ахмета свой
портфель, который тот нес за нами.
Эмиль занялся внимательным
рассматриванием построек, а я и
Ахмет, сидя на одной из ступеней,
все еще молча наслаждались
великолепной картиной. Я думал, что,
вероятно, уже никогда больше не
увижу ее, и мне хотелось
запечатлеть ее в памяти. Между тем,
воспоминания седой древности
восставали вокруг меня, как тени, и
я совершенно углубился в них.
Четыре тысячи лет, т. е. сорок
столетий! какое огромное
пространство времени!
Народонаселения, обычаи, нравы,
просвещение, религия, города, -
словом, все в Нильской долине было
тогда не таково, как теперь. Там,
внизу, где ныне видна груда
беспорядочных развалин, стоял
некогда великолепный город Мемфис.
Воображение мое создавало древний
город, с его громадными храмами,
аллеями сфинксов, обелисками,
дворцами и пр. Я видел здания, не
похожие на нынешние, со стенами,
испещренными иероглифами, с рядами
толстых колонн, с плоскими
кровлями, усаженными цветами, с
прохладными подземными залами. В
одном из таких дворцов,
отличавшихся, как и все древние
египетские здания, кроме домов
частных лиц, громадностью размеров
жил и Фараон, строитель пирамиды,
на которой я стоял. Как все цари
египетские, он пользовался
неограниченной властью и
могуществом. Его называли сыном
Солнца, все его повеления свято
исполнялись. Народ благоговел
перед ним и, когда он появлялся на
улицах, толпами сбегался
приветствовать его. В храмах
стояли его изображения, перед ними
молились и приносили им жертвы. Но
и Фараон, со своей стороны, за это
могущество и народное
благоговение жертвовал многим.
Цари египетские не могли жить так,
как им хотелось. Царю, от воли
которого зависит весь ход дел в
государстве, который может по
своему произволу, одним словом
даровать человеку величайшее
счастье, или, напротив, уничтожить
его, - неограниченному повелителю,
пользующемуся несметными
сокровищами и окруженному
льстецами, которые всеми силами
стараются подметить в его характер
слабую струну, чтобы пользоваться
ею, - конечно, очень трудно быть
хорошим правителем и человеком: он
на каждом шагу подвержен
искушениям разного рода. И вот, для
предохранения его от них,
египетские мудрецы установили
законы для частной жизни царя,
которым он был обязан повиноваться
каждый день своей жизни. Весь день,
с утра и до ночи, царь должен был
проводить так, как требовал закон.
Лишь только он просыпался, первою
его мыслью была забота о благе его
народа, первым занятием -
правительственные дела. С
наступлением утра, к нему входил
звездочет и говорил ему, что ночь
прошла и что Египет ожидает своего
царя. Царь вставал с постели и
немедленно переходил в
назначенную для занятий комнату.
Только по окончании дел, он купался,
здоровался с царицей и детьми и
завтракал. Но и пища царя была
определена законом. Завтрак
состоял из молока, хлеба и смокв.
Позавтракав, царь, в сопровождении
первосвященника и своего
семейства, шел в храм, двери
которого были отворены, так что
каждый из подданных мог войти в
него и присутствовать при
богослужении. Здесь царь молился
перед идолом своего бога-покровителя
и совершал возлияние вина на
алтарь его. Первосвященник громко
читал молитву, в которой
свидетельствовал перед богом обо
всех хороших свойствах царя, и
просил бога, если царь в чем-нибудь
прегрешил пред народом, снять с
него вину и осудить за нее
окружающих его советников. В
заключение первосвященник читал
род поучения царю о том, каков
должен быть истинно мудрый
правитель, и предостерегал его от
различных пороков и слабостей.
Народ слышал эти поучения и мог сам
судить о том, был ли похож
управляющий ими царь на тот
образец, который рисовал
первосвященник.
По окончании богослужения, царь до обеда занимался делами. Обед был умеренный и обыкновенно состоял из мясных блюд, но из них царю позволялось есть только телятину и гусей; было также определено количество вина, которое он мог выпить. В назначенный час, в зал опять входил звездочет и опять призывал царя от обеда к делам. Только вечером, по окончании их, он имел право отдыхать в кругу своего семейства, или предаваться увеселениям и забавам, но и то опять-таки до известного часа, так как он должен был ложиться спать в определенное законом время. Египетские цари, большею частью, были хорошие правители, и народ искренне любил их. Но, конечно, случались и те, которые находили возможность нарушать законы, и не пользовались народною любовью. Каков бы ни был царь, он по своей смерти был подвергаем народному суду, который решал, достоин ли он почетного погребения, или нет. Надо сказать, что вообще, египтяне очень заботились о своих смертных останках. Частный лица, при жизни своей, жили в небольших и нероскошных домах, но заблаговременно покупали себе могильные склепы и украшали их картинами, лепной работой и высеченными из камня статуэтками так заботливо и роскошно, как будто склепы предназначались для жилых помещений. тело умершего бальзамировали, т. е. вынимали из него внутренности и натирали разными смолистыми, предохраняющими от разложения, составами, так что оно превращалось в нетленную мумию. Понятно, что при такой заботливости о прахе умерших, вопрос о почетном погребении имел в Египте огромное значение; для царя не могло быть большего позора, чем лишение, по суду народному, такого погребения. Вот, настал день, в который могущественный обладатель Египта, Сын Солнца, царствующий фараон, отошел в вечность. По всему государству его, от нильских водопадов и до Средиземного моря, народ его на 72 дня надевал глубокий траур. Нигде не слышно ни музыки, ни пения; жрецы приносили жертве приношения, двери храма затворены, и перед ними, распростершись ниц, лежать толпы молящихся. Знакомые и незнакомые, при встречах, спрашивают друг у друга, известна ли им печальная новость. Но ни для кого не тяжелы так эти 72 дня, как для вдовы фараона и для всех членов его семейства: к глубокой скорби о покойном, если только он заслужил любовь их, присоединяется для них сильное беспокойство о том, найдет ли суд усопшего царя достойным почетного погребения, или вечный позор покроет его имя? ведь, как ни добр, ни справедлив и ни мудр был царь, - все же он был человек; может быть, когда-нибудь он, по человеческой слабости, увлекся гневом, пристрастием, или другим каким-нибудь чувством, и нанес кому-нибудь из подданных оскорбление, о котором никто не знает, а если в торжественную минуту суда, из народной толпы раздастся хоть один голос, справедливо обвиняющий фараона, - этого обвинения достаточно для того, чтоб его праху отказали в почетном успокоении, в великолепной гробнице, или в громадной пирамиде, выстроенной фараоном еще при жизни. Медленно, печально и тревожно тянутся эти 72 дня для родных умершего государя. Между тем, в продолжении их, тело покойного набальзамировали, завернули в пелены и положили в алебастровый гроб, великолепно изукрашенный лепной работой. На мумии царя надето множество драгоценностей; множество других, драгоценных же и особенно любимых царем, вещиц и миниатюрных статуэток богов положено вместе с ним в гроб. Наконец, торжественный и, вместе, страшный день настал. Мумию царя, с пышной, торжественной процессией принесли на суд народный. По одну сторону ее стояла царица и семейство покойного, по другую - несметная, но безмолвная, народная толпа. Брат покойного государя подходит к гробу и говорить речь, в которой перечисляешь все хорошие свойства и заслуги усопшего. Затем, председатель суда, состоящего из сорока двух членов, обращается к народу и торжественно произносит: "Народ египетский! Твой царь просит тебя о почетном погребении!". За этим возвещением следует опять речь, клонящаяся в пользу покойного, и в заключение, председатель опять обращается ко всему народу, вызывая тех, кто имеет повод жаловаться на покойного, высказать громко и всенародно свои обвинения, обещая нелицеприятный суд. Это самые мучительные минуты для царского семейства. Три раза взывает председатель суда обвинителей, и затем, дается народу четверть часа для размышления. Проходить и эта четверть часа, - ни откуда не раздается ни одного голоса. Тогда председатель суда подходить к гробу и, подняв руки, торжественно признает умершего фараона свободным от всяких обвинений и достойным почетного погребения. тело царя, заключенное в трех гробах, сопровождаемое жрецами и торжественной процессией, относится в великолепную гробницу, и каменщики закладывают вход в нее, затем, чтобы никто не соблазнился драгоценностями, наполняющими царский гроб, и не нарушил бы святотатственно вечного покоя усопшего. |
||
|
