Охота за древностями
началась
о
время земляных работ у форта Сен-Жюльен,
близ Розетты (небольшого портового
города в 70 километрах восточнее
Александрии), один из военных
инженеров экспедиционного корпуса
Наполеона обнаружил камень с
примечательной надписью. Видимо,
из-за его необычности безвестные
арабские строители не замуровали
его в стены старого бастиона, хотя
такой материал здесь большая
редкость. Розеттский
камень представляет собой
черную базальтовую плиту с текстом
на греческом и египетском языках,
содержащим копию указа жрецов
Мемфиса в честь Птолемея V Епифана
(210-180 гг. до н.э.) от 196 гг. до н.э. Эту
стелу можно считать самой
драгоценной добычей почти
трехлетнего египетского похода
"корсиканца", хотя во Францию
камень так и не попал. В любом труде
по истории имя французского
ученого Жана Франсуа Шампольона
(1790-1832) стоит рядом со словами
Розеттский камень. Но забыто имя
офицера, который жарким летним
днем 1799 г. нашел этот камень и
сохранил для мира. Его имя должно
занять достойное место в анналах
истории: это был Пьер Франсуа
Ксавье Бушар (1772-1832). Египтология
обязана ему слишком многим.
31 августа 1801 г. британский
генерал Джон Хатчинсон передал на
подпись командующему французскими
силами вторжения акт о капитуляции.
Египетская авантюра Великой нации
окончилась, огромная армия
французов была почти полностью
истреблена, и лишь мелкие группы
выбившихся из сил солдат плелись
по направлению к Александрии.
Наполеон, еще не знавший о том, что
у него рак желудка, принял
поражение с "достойным
удивления самообладанием", как,
впрочем, и муки, вызванные болезнью.
Значительно легче было перенести
отступление тем ученым и инженерам,
которые три года вели здесь
неутомимые исследования: вблизи от
полей сражений, в шуме битвы, на
испепеляющей жаре осматривали они
сокровища искусства, собирая
ценности, которые можно было
увезти во Францию. Тем не менее они
даже не допускали мысли о том, что
плоды их усердия достанутся как
дары Востока королю Георгу III. Они
готовы были скорее «швырнуть в
море» свои коллекции или же в
качестве пленников сопровождать
их в Англию...
Шляпы долой перед бригадным
генералом Хатчинсоном! Он проявил
понимание чувств французских
ученых и дал разрешение отвезти
коллекции во Францию. Хатчинсону
пришлась по душе «странная» работа
противника. Французские войска
покидали берега Египта, увозя
остатки своего имущества и
реквизированные сокровища
искусства.
Однако один ценный "сувенир"
достался королю Георгу III. Это был
найденный в Розетте камень,
значение которого осознавали даже
несведущие в науки военные.
Французские солдаты спрятали его в
своих александрийских казармах. Но
прежде чем они смогли его тайком
вывезти из страны, за дело взялся
английский дипломат Уильям Ричард
Гамильтон (1777-1859), потребовав у
Хатчинсона отряд пехоты. Под
горестные восклицания французских
солдат британцы выволокли тяжелый
камень из помещения. Франция
вынуждена была довольствоваться
гипсовой отливкой и черновыми
оттисками рисуночных надписей,
которые ученая комиссия
изготовила еще во время военных
действий. Предусмотрительные люди!
* * *
Расшифровка иероглифов
представляла до той поры
неразрешимую задачу даже для
жителей Египта. Французские ученые
перевели греческий текст
Розеттской стелы, но все попытки
истолковать египетские письмена
оказались безуспешными.
Томас Юнг (1773-1829) языки изучал
ради собственного удовольствия. Он
был физиком, и ему принадлежит
объяснение природы колец Ньютона с
помощью волновой теории света; он
заложил основы цветовой теории
зрения, на которой еще и теперь
базируется телевидение. К тому, о
чем сообщал Юнг, прислушивались в
научном мире. Лингвистические
увлечения позволили ему
расшифровать несколько иероглифов,
среди них имя "Птолемеи". Но
затем он с горечью убедился, что не
может проникнуть далее в царство
непонятных письмен.
Там, где Юнг потерпел неудачу,
преуспел Жан Франсуа Шампольон.
Уже в возрасте одиннадцати лет он
слыл лингвистическим гением, в
совершенстве владел древними
языками. Именно благодаря этой
одаренности он получил титул
патриарха той науки, которая
теперь именуется египтологией.
Этот вундеркинд, который в
семнадцать лет стал членом
Гренобльской академии, а в
девятнадцать - профессором истории
гренобльского университета,
досконально изучил надписи
Розеттского камня и других
двуязычных текстов и в итоге нашел
ключ к дешифровке
древнеегипетской письменности. 27
сентября 1822 г. на заседании
знаменитой Парижской академии
надписей он сообщил о своем
сенсационном открытии.
Шампольон вызвал интерес к
систематическому изучению
египетской культуры. Отныне
сообщения об исследованиях,
которые велись в основанном
Наполеоном Египетском институте,
дали возможность Европе составить
некоторое представление о
таинственных сокровищах страны на
берегах Нила. Жажда деятельности
охватила ученых; они начали войну,
своего рода catch-as-catch-can, за трофеи
Мисра (арабское название Египта), в
которую скоро включились и агенты
европейских музеев. А нищие
египтяне продолжали возделывать
свои поля среди занесенных песками
руин величественного прошлого.
Однако вскоре они разбрелись во
все стороны, как муравьи из
потревоженного муравейника,
подбирая все то, что лежало на
поверхности, под несшиеся отовсюду
крики конкурирующих покупателей:
"У кого самый красивый фараон?"
Для Египта миновали
благословенные времена, когда
античные путешественники дивились
огромным памятникам давно
минувшего. Даже в эпоху
Возрождения, в XV в., европейцы с их
новым, практическим взглядом на
мир не теряли рассудка,
выколачивая прибыль из других
стран, и не применяли варварских
методов для того, чтобы утаить свою
необузданную любознательность,
интерес к древностям, какими
пользовался, например, молодой
халиф Абдаллах аль-Мамун, в 820 г.
повелевший с помощью уксуса, огня и
тарана пробить вход в пирамиду
Хеопса. Нет, путешественники
времен Возрождения были более чем
скромны, они увезли несколько
статуэток, свитков папируса и
совсем немного высохших
человеческих останков для
собраний диковинок церковных и
светских владык. И больше ничего.
Даже король Франции Людовик XIV не
давал еще сигнала к началу охоты.
Когда он в 1672 г. посылал в Египет
эрфуртского священника, отца
Ванслебау речь шла лишь о "нескольких
изящных резных камнях работы
лучших мастеров" для витрин
Версаля, т.е. о безобидных мелочах.
* * *
"Под языком у многих
бальзамированных тел находят
листочек золота ценою немногим
более двух венгерских золотых.
Посему арабы, что обитают в Египте,
все бальзамированные мертвые тела
на части раздирают", - писал
путешественник XVI в. Для шотландца
Джеймса Брюса речь шла о большем,
нежели листок золота! В июле 1768 г.
после тщательных раскопок в
уединенном ущелье Бибан-эль-Молук
ему удалось расчистить вход в
гробницу Рамсеса III. Шотландец
исполнил это так умело, что потомки
платят ему благодарностью: до сих
пор склеп Рамсеса III называется
попросту "гробница Брюса".
Спасибо тем, кто достоин
благодарности!
Лишь немногим позже Брюса за
исследование египетских
усыпальниц взялся итальянец
Джованни Баттиста Бельцони (1778-1823).
Легкомысленный, пышущий здоровьем
отпрыск почтенного семейства,
родом из Падуи, которому семья
прочила карьеру священнослужителя,
у себя в стране оказался
замешанным в политическую интригу
и бегство на Британские острова
предпочел неуютной - хоть и родной -
тюрьме. Двадцати пяти лет от роду, в
самом расцвете сил он завоевал
популярность у лондонцев, выступая
в труппе "Сэдлерс-Уэллс" как
рвущий цепи атлет. Бельцони
демонстрировал свои мускулы на
ярмарках всех европейских стран, а
в самом начале XIX в. - даже в жарком
Египте. Он был одним из самых
известных, не знавших удержу
авантюристов, которым прощается
почти все. Если б мне был известен
его почтовый адрес в потустороннем
мире, я с удовольствием написал бы
ему; иначе он никогда не узнает,
какую роль сыграл на египетском
аукционе. Мое письмо началось бы со
слов: "Le domando scusa Giovanni Battista, если
на краткий миг, я снова выведу тебя
из тьмы на любимое тобой
египетское солнце. Не удостоенный
быть бальзамированным, отправился
ты в мир иной, и я вижу, как своим
громадным тюрбаном из персидского
шелка ты рвешь и разгоняешь
огромные гряды облаков. Храни тебя
аллах!
Сам я профан в царстве физики и
тем более удивляюсь твоему раннему
интересу (тебе ведь было тогда лишь
17 весен) к "Учению о законах
движения жидкости". Я хотел бы
спросить тебя - раз точных сведений
получить неоткуда, - действительно
ли ты изучал устройство машин или
нечто подобное. Был ли чистым
обманом показ в 1815 г. хедиву
Мухаммеду-Али водяного насоса, с
помощью которого ты задумал
сделаться его любимцем? Или ты
действительно был убежден в том,
что твой водяной насос вчетверо
производительнее колеса с
черпаками, какие используют
феллахи? Или хедив оказался
слишком недальновиден, чтобы
понять твое изобретение? В твоей
истории, что известна нам, нет
сведений об этом. А жаль! Я,
например, в общем, верю тебе, хотя
ты никогда своего не упускал!
Ты подарил англичанам - и весь
остров благодарен тебе за это -
многотонную гигантскую статую
Рамсеса II из Луксора, ныне
пребывающую в Британском музее.
Одной перевозкой этой громадины ты
заслужил вечную славу. Я вижу тебя
среди твоих помощников, вижу , как
ты работаешь за десятерых, чтобы
увезти свою добычу. Ты услужил
стране, гостем которой стал.
Ты знал их всех - этих героев
прежних дней, и поэтому я завидую
тебе. Ты добывал товар для
скаредного британского
генерального консула Генри Солта
(1780-1827), пока не начал вести дело
самостоятельно. Своего соперника,
доверенного лица французского
консула Бернардино Дроветти
(1776-1852), ты постоянно водил за нос.
Ты был бы рад узнать, что свои
древности он с большим трудом
продал королю Сардинии за 13 000
фунтов; тем не менее тебя опечалит,
что твоего "коллегу" егеря
затравили где-то между Абу-Симбелом
и Каиром и он самым жалким образом
окончил свои дни в заведении для
умалишенных.
Ты подарил потомкам гробницу
Сети I. Всякий раз, когда в музее
Джона Соуна в Лондоне я любуюсь его
пустым алебастровым саркофагом, я
вспоминаю о тебе с чувством
благодарности. Мне не хотелось бы
досадить тебе, но довожу до твоего
сведения, что консул Генри Солт
обманул тебя. Он получил от сэра
Джона Соуна 2000 фунтов, продав ему
саркофаг, а тебе не досталось ни
пенни из этой суммы. Поверь мне,
Генри Солт поступил не по-джентльменски.
Спасибо тебе за то, что ты в марте
1818 г. раскрыл тайну пирамиды
Хефрена! Знаешь ли ты, что
найденные в саркофаге Хефрена
кости, которым ты не придал
никакого значения, в том же году
были вывезены в Англию? Майор
Фитцкларенс переслал их личному
врачу британского принца-регента.
Не горюй! Сэр Эверед Хоум установил,
что это был коленный сустав какого-то
крупного рогатого животного.
Смейся, старый пройдоха! Ты по
крайней мере эти кости ни в грош не
ставил. А о том, что именно ты
открыл обитель
Хефрена, и сегодня каждый
турист может прочитать над входом
в пирамиду. Это должно порадовать
тебя.
|