Царица Нефр-эт 

ало кто из властительниц древности пользуется в наше время такою известностью, как царица Нефр-эт. Обаянием своих изображений она покоряет поныне.

Из них особенно знамениты две головы: известняковая, раскрашенная, в высоком синем венце и песчаниковая, едва тронутая кистью, без головного убора. Разноцветная голова, видимо, очень верна действительности: точно схвачены черты утонченного лица и, надо думать, его выражение: смесь приветливости и неприступности, под стать "госпоже земли до края ее", когда она представала перед подданными. Другая голова природного (песочного) цвета того камня, из которого она сделана, производит впечатление преображенной действительности: невозмутимо нежное лицо с необыкновенною улыбкою, бесконечно тихою и сдержанною.

Мы не знаем надежно, кто был создателем этих двух изваяний. Принято считать, что его звали Тхут-мосе, но основания для того несколько шаткие.

Обе головы были найдены зимою 1912 года во время раскопок Л. Борхардта на месте солнцепоклоннической столицы. Они были открыты вместе с другими изваяниями в помещении дома, при котором находилась ваятельская мастерская. Во дворе дома в куче мусора был обнаружен костяной обломок, надписанный на имя "жалуемого богом добрым (т. е. фараоном), начальника работ, ваятеля Тхут-мосе". Означает ли это, что любое изваяние, найденное в доме, следует считать произведением этого ваятеля?

Нам доподлинно известно, что у придворного "распорядителя ваятелей" вдовствующей царицы Тэйе в его мастерской в солнцепоклоннической столице работал ряд подручных "ваятелей". Да и сами развалины, в которых были открыты изваяния, позволяют полагать, что в тамошней мастерской было занято и обитало несколько мастеров. Начальником был хозяин дома, в домике поменьше проживал, как думают, его помощник, в однообразных скромных жилищах ютились рядовые работники. Что если Тхут-мосе был не руководителем мастерской, а одним из подчиненных ваятелей? Конечно, он - лицо заметное: его за что-то жаловал фараон, и он был начальником каких-то работ, тем не менее он не "распорядитель", не "начальник" ваятелей, а просто "ваятель". Как тут поручиться, что именно Тхут-мосе, а не его товарищам по ремеслу принадлежат прославленные изваяния?

Затем, полвека раскопок показали, что в солнцепоклоннической столице находилось в употреблении значительное число предметов, изготовленных в предшествующие царствования. Поэтому обломку с именем Тхут-мосе необязательно быть времени Амен-хотпа IV. Но если он подлинно этого времени, что, конечно, самое вероятное, то он был надписан никак не позже средних лет царствования. В более поздние годы ваятель, несомненно, звался б уже не Тхут-мосе ("Тховт рожден"), а Ра-мосе ("Рэ рожден"), т. е. заменил бы в составе своего имени ссылку на древнего бога луны и письменности ссылкой на царское солнце. С окончательным отвержением солнцепоклонническим двором старого многобожия переделка имен в честь солнца - Рэ - стала самым обычным явлением, и нельзя себе представить, чтобы в самой столице придворный ваятель продолжал именоваться в честь отверженного Тховта. Мастерская же, откопанная Л. Борхардтом, существовала до последних дней солнцепоклон.нической столицы, и у нас нет оснований относить знаменитые изваяния на десять-пятнадцать лет назад, вместо того чтобы считать их вместе с М. Э. Матье произведениями более поздних лет Амен-хотпа IV.

Но кто бы ни был создателем изумительных изображений Нефр-эт, житейски достоверного и преображенно-прекрасного, их творениями живой образ ее донесен до нас из бездны веков во всей полноте его обаятельности. Имеется еще множество менее известных изваяний царицы и ее изображений, вырезанных на сооружениях и на отдельных плитах. Быть может, надежнейшими после двух голов будут небольшое известняковое изваяние из той же мастерской, показывающее Нефр-эт во весь рост, но какой-то изможденною, видимо, стареющею, и изображение на стене гробницы близкого к ней лица, мужа ее кормилицы и воспитательницы, в скалах позади солнцепоклоннической столицы. К этим памятникам хотелось бы добавить своеобразную песчаниковую голову, найденную все в тех же городских развалинах, но позже и в другой мастерской, и хранящуюся в Каире. Однако лицо этой головы, быть может самое жизненное и выразительное из всех при повороте в три четверти, спереди кажется излишне обобщенным и слишком правильным для Нефр-эт.

Многочисленные изображения позволяют более или менее ясно представить себе наружность царицы. Лицо было довольно широким, но худощавым и потому костистым. Пологий лоб и прямой нежно очерченный нос лежали почти в одной плоскости. Дуги бровей высоко изгибались над большими продолговатыми глазами, прикрытыми тяжелыми веками. Губы были полными, но не выступающими. Подбородок, хотя и волевой, не был тяжелым. Череп был сильно приплюснут, отчего его затылочная часть далеко выдавалась. Голова клонилась на стройной шее, плавно выгнутой слегка вперед. Кожа была умеренно смуглой. Глаза были темными, брови и ресницы - черными. Волосы на голове, если не были сбриты, как на висках и затылке, должны были быть очень короткими, потому что мы видим иногда царицу в плотно облегающем череп чепце. В противоположность супругу она была стройно сложена. Останки ее не найдены, но, если судить по сохранившимся останкам других представителей царского дома, с которыми она, несомненно, состояла в кровном родстве, то она должна была быть невысокого роста. С годами ее лицо похудело, и кости на нем обозначились заметней, от носа к кончикам рта пролегли резкие складки, груди немного отвисли, осанка стала чуть-чуть сутулой. Однако во цвете лет царица Нефр-эт была прекрасна, и одна красота ее, казалось бы, могла навсегда зачаровать сердце фараона.

Привлекательному облику соответствовал наряд, изящный и непритязательный. Она носила общепринятое платье, какое надевали тогда также женщины из народа, даже рабыни. Оно было из просвечивающего белого полотна, все в частых и длинных складках, с просторными очень короткими рукавами и широким подолом до самой земли. Поверх платья обыкновенно накидывался длинный плащ, такой же, как оно, просвечивающий и складчатый; один угол перекидывался через плечо, другой пропускался под другое, и концы завязывались под грудью. Нефр-эт охотно подпоясывалась еще широкою красною лентою, концы которой глубоко свешивались вниз. Босою царицу мы видим бесконечно редко; почти всегда на ногах у нее несложная обувь: подошвы с дужкою и перемычкою от носка к ней, пропущенною между пальцами.

Неизменным украшением служило Нефр-эт широкое многоцветное ожерелье, по-древнерусски оплечье. Запястья видны на ней далеко не всегда, а серьги - разве лишь в виде редчайшего (запомним!) исключения, хотя мочки ушей у нее были проколоты.

Если что было переменчивым в наряде царицы, так это головные уборы. Правда, длинные накладные волосы, высокие перья и сложные венцы она носила едва ли не только при служении солнцу и преимущественно в более ранние годы. Но и не столь торжественных уборов можно насчитать у нее несколько. Начиная со средних лет царствования мы очень часто видим ее в высоком синем венце, том самом, что венчает ее цветную голову. Бывает на Нефр-эт и шарообразный чепец, а в более поздние годы еще такой, что вплотную облегал череп. Но самым привычным ее головным убором были короткие накладные волосы, подрезанные более высоко сзади, но и спереди не свисавшие ниже плеч. С макушки волосы ниспадали ровными прядями, а на лбу и по сторонам лица были подстрижены ступеньками. Это был изящный и вместе с тем очень распространенный головной убор. Его носили одинаково мужчины и женщины. У Нефр-эт мы встречаемся с ним с первых появлений ее на памятниках. Необходимым придатком к любым ее головным уборам было небольшое изображение вздыбленной, страшно опасной змеи-аспида, знак царского достоинства, который носили прикрепленным надо лбом. Как и другие царицы, Нефр-эт носила иногда две таких змеи одновременно.

Возможно, после такого подробного описания наружности Нефр-эт иной читатель подумает, что и в остальном мы прекрасно осведомлены об обаятельной супруге царя-солнцепоклонника. Увы, это далеко не так. Уже самое происхождение царицы нам в точности неизвестно. Были ученые, которые считали ее иноземной царевною, присланною в жены фараону со среднего Евфрата, из могущественного тогда царства Митанни. Ссылались даже на ее имя, поскольку "Нефр-эт" по-египетски значит "прекрасная пришла". Но имя тут, конечно, ни при чем, потому что его носили в те времена многие египтянки, а то, что мы знаем о родстве Нефр-эт, никак не вяжется с иноземным происхождением. Жена Амен-хотпа IV была его близкой родственницей, хотя и не дочерью фараона.

Когда еще не были выяснены отличительные признаки голов Амен-хотпа IV и Нефр-эт, их нередко путали. Иногда их путают и сейчас - сорок пять лет спустя после того, как X. Шэфер установил главнейшие различия. Удивляться тому, впрочем, не приходится, так как сходство, действительно, велико. У обоих утонченные худощавые лица с тяжелыми веками и нежно очерченными носами, черепа с выступающими затылками, длинные тонкие шеи. То, что отличает голову царя от головы царицы, это - узость лица, пухлые губы, отвислый подбородок и выгнутая назад шея. Но эти отличия ни в коей мере не нарушают общего сходства. Вглядевшись в изображения Амен-хотпа IV и Нефр-эт, трудно не признать их родственниками и притом близкими.

С полным основанием указывают также на то, что нам известна кормилица царицы, жена одного из первейших вельмож Амен-хотпа IV. Ее звали Тэйе и величали "кормилицею большою жены царевой великой Нефр-нефре-йот Нефр-эт - жива она вечно вековечно!" и "кормилицею большою, взрастившею божественную". Эта особа состояла в величайшей чести у Амен-хотпа IV и его супруги. Тэйе не только числилась "жалуемой богом добрым (т. е. фараоном)" и "жалуемой женою царевою великою", но и удостаивалась невиданных почестей. Правильно подмечено, что ни одна больше женщина из царского окружения, .ни одна другая вельможеская жена не была изображена в гробнице получающей царские пожалования. А Тэйе мы видим осыпаемой ими вместе с мужем самою царскою четою. На том же изображении воины и мальчики у дворцовых ворот переговариваются между собою: "Ликуют о ком, мой сын?" - "Ликуют о Айа, отце божьем, и Тэйе: они сотворены людьми золота"; "Кто тот, о котором ликуют?" - "Встань (и) увидишь ты дело доброе, то, что сотворил фараон Айа, отцу божьему, с Тэйе: дал им фараон тысячу тысяч грузов золота, равным образом вещь всякую". Айа, муж Тэйе, занимал разные высокие должности: был "носителем веера по правую (руку) царя", "распорядителем коней всех владыки обеих земель", "писцом царевым исправным, возлюбленным им". Однако выше всех званий он ценил наименование "отец божий", которое делало его свойственником царя - "отцом" божественного фараона, хотя бы только молочным - по супруге, вскормившей "божественную". Когда со смертью юного Тут-анх-амуна пресекся XVIII царский дом, Айа даже занял престол фараонов, стал царем Египта в силу этого своего родства: наименование "отец божий" он ввел в состав своего фараоновского имени, очевидно, как обоснование своего права на венец. Все это опять доказывает, что по своему происхождению Нефр-эт была не иноземкою, а членом царского дома.

Затем правильно обращают внимание на то, что при дворе Амен-хотпа IV блистала сестра царицы, носившая тоже чисто египетское имя Бенре-мут. Из года в год видим мы ее выступающей во время торжественных выходов во главе царского сопровождения. Видимо, баловень царской четы и большая шутница, эта молодая особа чувствовала себя при дворе, как дома, и позволяла себе неслыханные вещи. Во время царских явлений двору и даже служений солнцу за нею нередко следовало двое колченогих карликов, изображавших - о дерзость! - верховных сановников страны, верхнеегипетского и нижнеегипетского. Карлики были наряжены в служебное облачение двух высших чинов государства и величались соответственно "правителями"! Подобная сестра царицы - живое опровержение построений, превращающих Нефр-эт в иноземную царевну.

Но если царица была египтянкой и роднею своему супругу, то не была ли она его сестрою, дочерью покойного Амен-хотпа III? Ведь браки внутри царской семьи бывали. Правда, мы знаем по имени не мало дочерей этого фараона, и среди .них нет Нефр-эт, но, может быть, памятники его царствования случайно не сохранили ее имя? Правда также и то, что надписи времени самого Амен-хотпа IV, без счета величая Нефр-эт "женою царевою великой", ни разу не добавляют: "дочь царева". Однако добавлять это было необязательно, и при том необыкновенно высоком положении, которое Нефр-эт занимала рядом с Амен-хотпом IV как "жена царева великая", едва ли даже уместно. Значит ли это, что не исключена возможность общего происхождения царя и царицы от Амен-хотпа III? Нет, потому что помимо приведенных доводов, которые можно отвести, имеется довод, который отвести невозможно. Мы уже знакомы с юною сестрою царицы.