Египетская религия во времена
греко-римского господства

огда весной 334 г. до н.э. Александр Македонский со своим сравнительно небольшим войском переправился через Дарданеллы на Азиатский материк, ни сам он и никто из его спутников не сознавали, что это событие открывает новую эпоху в истории человечества, известную в науке под названием эпохи эллинизма. Вряд ли имеет смысл приводить все существующие определения эллинизма и рассматривать расхождения между ними: это увело бы нас слишком далеко от непосредственной темы. Ограничимся указанием на самые существенные черты эллинизма. В результате систематических и длительных контактов эллинской культуры и эллинского склада жизни с культурами народов древнего Востока и их складом жизни сложилась культура эллинизма, эллинистические общества и государства. Эллинизм, как результат синтеза единой эллинской культуры и различных древневосточных культур, - явление далеко не однородное: "Классической страной эллинизма считают Египет. Действительно, здесь находился его культурный центр - Александрия с библиотекой, музеем и всякого рода учеными учреждениями, которым так охотно покровительствовала просвещенная династия, с ее литературой и наукой, составляющими эпоху в истории цивилизации".

Строго говоря, процесс эллинистического синтеза начался в Египте до Александра, в VI-V вв. до н.э., когда на территории древней страны фараонов с разрешения этих последних возникли первые поселения греков. Завоевание же Египта Александром Македонским и основание Александрии внесли в этот процесс небывалую активность. Концом эпохи эллинизма можно считать установление в странах древнего Востока господства Рима, но концом условным.

"Шесть с лишним веков, отделяющих последнего туземного фараона от христианских мучеников и подвижников Египта, в культурном отношении представляют некоторое единство, несмотря на различие политических судеб и экономических условий Нильской долины на протяжении этого времени. Политическая история Египта со времени Александра... является частью общей мировой жизни Средиземноморья, объединенного 'культурно эллинизмом, а затем и политическим Римом. Но туземная великая культура имела за это время свою поучительную историю; ее угасание, обусловленное встречей с эллинством, а также распространение новой религии, представляет глубокий интерес, равно как и последствия ее пребывания в новых условиях, бок о бок с эллинизмом, новой мировой культурой. В этом отношении особенной разницы между птолемеевским и римским временем не было... о культурном влиянии Рима на Египет едва ли может идти речь". Во времена греко-римского господства в Египте процветал космополитизм, особенно в городах, где наряду с коренными египтянами проживали греки, евреи, нубийцы, эфиопы, арабы, вавилоняне, карфагеняне, ликийцы, мидийцы, пафлагонцы и даже выходцы из Индии, позже к ним присоединились выходцы из Италии, Галлии, Германии и других частей великой Римской империи. Такой этнически пестрый конгломерат обусловил скрещение и смешение самых разнообразных верований и культов, величайшую пестроту религиозных убеждений и взглядов. Однако авторитет египетских богов, утверждавшийся десятками столетий, оказался непоколебленным. Не отступил он и перед религией просвещенных греков; "древняя культура обнаружила свою силу и живучесть и в том удивительном явлении, что... типичные представители греческой образованности преклоняются перед священными быками".

Политическая и военная власть находилась в руках эллинов и вышедшей из их среды династии Лагидов, сменившей на египетском троне коренных египетских фараонов. Но широкие массы египетского народа продолжали жить так же, как они жили испокон веков. Потеряв своих политических и военных вождей, низвергнутых и вытесненных эллинами, египтяне, естественно, сплачивались вокруг исконно египетского жречества, по-прежнему возглавлявшего бесчисленные богатые храмы страны. Египетское жречество представляло собой грозного соперника светской власти эллинов и династии Лагидов. Поэтому последние, особенно в первое время своего правления, были вынуждены очень и очень считаться со жречеством и тесно связанной с ним египетской аристократией. Целый ряд важнейших письменных источников неопровержимо свидетельствует о том, что, "казалось, противоестественный союз эллинистических государей с египетскими жрецами был заключен. Первые объявили египетскую религию государственной, наравне с греческой, и согласились кланяться быкам, баранам и кошкам, вторые - служить опорой их трона и признавать их богами, подобно древним фараонам. Высшие жрецы, особенно мемфисские, считались в числе вельмож государства, и сами цари удостоивали своим присутствием их посвящения (напр., Петубаста III)".

Однако вполне понятно, что подобное равновесие не могло быть ни вечным, ни устойчивым. Имели место политические конфликты, порой очень острые. Церковь всегда и везде была серьезной политической силой, и древний Египет не исключение в этом отношении. История Египта при Лагидах насыщена "национальными" восстаниями против эллинистических правителей. Огромную роль в этих восстаниях играло египетское жречество. Здесь нет ни необходимости, ни возможности останавливаться на истории этих восстаний, достаточно сказать, что с конца III в. до н.э. у египтян, выражаясь словами Тураева, "обнаруживается национальная реакция" против господства Лагидов и греко-македонцев, принявшая во времена Птолемея IV Филопатора форму гражданского восстания и завершившаяся появлением туземной династии - цари Хармахис и Анмахис правили в Фивах одновременно с Птолемеем V Эпифаном, восседавшим в Александрии. В конце концов эта местная династия была ликвидирована.

Утратив свои политические позиции, египетская религия продолжает существовать и даже развиваться во времена греко-римского господства. В религиозном отношении египтяне и греки были не монотеистами - и те и другие обожествляли одни и те же элементы и силы природы - солнце, луну, землю, небо, воду и т. д. Это не могло не привести к синкретизму религиозных верований. Во многих египетских богах греки видели своих собственных богов и нередко называли их греческими именами. Это нашло отражение в античной литературе. Очень компетентный английский ученый Дж. Г. Гриффис в своем издании сочинения Плутарха "Об Исиде и Осирисе" поместил список греко-египетских отождествлений. Подобные отождествления нередко встречаются и у других греческих писателей, например у Геродота, посетившего Египет пятью веками раньше Плутарха: фиванского бога Амона Геродот называет Зевсом (II, 18, 32, 42, 55) и т. д. Это обстоятельство имеет серьезное значение для истории религий - оно свидетельствует о том, что религиозное сознание разных народов на одной и той же ступени развития подчиняется одним и тем же законам, как и человеческое мышление в целом, а следовательно, изучение истории религий проливает свет на историю культуры и мышления. Вполне понятно, что отмеченные отождествления не были преднамеренными, они возникли стихийно, в процессе систематических контактов между египтянами и греками.

Во время становления царства Лагидов, после смерти Александра, в египетском пантеоне является новое божество - Сарапис с широко распространенным культом в Александрии. Античная традиция объясняет происхождение этого божества как результат обдуманной деятельности первых Лагидов. Об этом писали некоторые античные авторы. Наиболее подробные сведения сообщают Плутарх и Тацит, рассказы которых приводятся здесь полностью.

Тацит, история
(IV, 81-84)

81. "За несколько месяцев, что Веспасиан провел в Александрии, дожидаясь, пока установятся попутные ветры и море станет совсем спокойным, произошло множество чудес, как бы доказывавших благоволение неба и приязнь богов к новому принцепсу. Один из александрийских простолюдинов, у которого, как все знали, болезнь отняла зрение, пал Веспасиану в ноги, со слезами умоляя об исцелении. Он уверял, что поступает так по повелению Сараписа, почитаемого этим суеверным народом больше всех прочих богов, и просил принцепса смазать ему слюной веки и глазницы. Другой, с парализованной рукой, якобы по указанию того же бога умолял Цезаря наступить ему на больную руку. Сначала Веспасиан посмеялся над обоими и наотрез отказал им. Однако, когда они стали настаивать, он заколебался: ему не захотелось прослыть слишком самоуверенным, но мольбы обоих калек и уверения льстецов рождали в нем надежду, что исцеление может удастся. Наконец он приказал спросить у врачей, в человеческих ли силах справиться с подобной болезнью глаз и с таким увечьем руки. После долгих споров те ответили, что слепой утратил зрение не до конца и его можно восстановить, устранив помехи, которые не дают больному видеть; что же касается руки, то она вывихнута и под действием целительной силы может вернуться в обычное положение. "Может быть, - говорили врачи, - это угодно богам и они избрали принцепса для исполнения своей воли. Кроме того, если исцеление удастся, слава достанется Цезарю; если ничего не получится, посмешищем станут калеки". Веспасиан, решив, что удача сопутствует ему во всем и нет вещи, даже самой невероятной, которой ему не дано было бы совершить, весело улыбаясь, исполнил то, о чем его просили. Огромная толпа следила за ним с напряженным вниманием. Увечный тут же начал двигать рукой, слепой узрел дневной свет. Люди, присутствовавшие там, уверяют, что все так в точности и происходило; они повторяют это до сего дня, когда им уже нет выгоды говорить неправду.

82. После этого случая Веспасиан еще сильнее захотел посетить святилище божества, дабы узнать о судьбах империи. Он приказал, чтобы в храм никого не пускали, но, когда он вошел в святилище и с напряженным вниманием ждал, что скажет оракул, заметил позади себя знатного египтянина по имени Басилид. Веспасиан знал, что этот Басилид лежит сейчас больной в нескольких днях пути от Александрии. Он спросил жрецов, приходил ли в тот день Басилид в храм, расспросил прохожих, видели ли его в городе, и, наконец, послал верховых к месту, где он находился. Вернувшись, всадники донесли, что в тот момент, когда Веспасиан видел его в храме, Басилид был в восьмидесяти милях от Александрии. Тогда Веспасиану стал ясен смысл божественного видения, и он понял, что само имя Басилида содержало ответ оракула на его вопрос.

83. Из наших писателей никто еще достойным образом не рассказал о происхождении этого божества. Египетские жрецы говорят о нем следующее. Первым из македонян, кто сумел превратить Египет в мощную державу, был царь Птоломей. Когда он обносил стенами только что основанную в ту пору Александрию, строил в ней храмы и создавал религиозные обряды, ему было видение - во сне предстал ему юноша необычайного роста и редкой красоты и приказал: "Пошли самых верных друзей своих в Понт, дабы они привезли оттуда мое изображение. Царству твоему оно принесет счастье, а храму, где его поставят, - величие и славу". Едва юноша произнес эти слова, как огненный вихрь вознес его на небо. Встревоженный пророческим видением, Птоломей рассказал о нем египетским жрецам, опытным в толковании вещих снов. Те признались, однако, что почти ничего не слышали о Понте и народах, живущих за пределами Египта. Тогда Птоломей обратился к Тимофею, афинянину из рода Евмолпидов, которого он еще раньше вызвал из Элевсина, поручив руководить отправлением священных обрядов, попросил его объяснить видение и истолковать волю божества. Тимофей расспросил людей, бывавших в Понте, и узнал от них, что есть в этих краях город, называемый Синопа, а недалеко от города - древний храм, известный у жителей под именем храма Юпитеру Диту: в святилище, рядом со статуей самого божества, стоит и изображение женщины, которую многие считают Прозерпиной. Но Птоломей был царь, и как то свойственно царям, действовал быстро, лишь пока ему угрожала опасность; видя, что все кругом по-прежнему спокойно, он снова стал больше помышлять о развлечениях, чем о почитании богов, мало-помалу забыл о пророчестве и обратился к другим делам, как вдруг тот же юноша явился ему в еще более грозном облике и сказал, что, если царь не исполнит приказания, немедленная гибель ждет его самого и его царство. Жителями Синопы правил в ту пору царь Скидрофемид; Птоломей тут же отправил к нему послов с дарами, велев им по дороге посетить святилище Аполлона Пифийского. Плавание их было удачно, и бог сказал им вполне ясно, что они должны ехать и возвратиться с изображением его отца, статую же сестры оставить на прежнем месте.

84. Прибыв в Синопу, послы вручили Скидрофемиду подарки, передали ему просьбу Птоломея и умоляли его эту просьбу исполнить. Царь не знал, что делать, - веление божества приводило его в трепет, народ требовал, чтобы статуи никто не касался, и своим буйством внушал Скидрофемиду ужас; однако подарки и обещания послов делали свое дело, и он все больше склонялся на их сторону. Так прошло три года, в течение которых Птоломей не ослаблял своих усилий и не скупился на подношения; от него приезжали послы все более высокого ранга, росло число прибывавших из Египта кораблей, все увеличивался вес золота, которое они привозили. Грозная тень явилась Скидрофемиду, приказала не медлить долее и тотчас выполнить веление бога. Он продолжал колебаться. Тогда на него обрушились беды: начались болезни, гнев небес, день ото дня все более неумолимый, разразился над жителями Синопы. Царь собрал народ и стал говорить о велении божества, о видениях, которые являлись ему и Птоломею, о несчастьях, все более свирепо терзавших Синопу. Жители не хотели слушаться царя; они ненавидели египтян, боялись за себя и кончили тем, что выставили у храма охрану. Поэтому и приходится так часто слышать, будто статуя сама поднялась на один из кораблей, стоявших у берега. Не меньшее удивление вызывает и та невиданная быстрота, с которой суда прошли огромное расстояние от Синопы до Египта: уже на третий день они появились в гавани Александрии. Святилище, размерами своими соответствующее величине города, было выстроено в месте, называемом Ракотис, где стоял старинный маленький храм, посвященный Саратьису и Изиде. Именно так рассказывают чаще всего о происхождении храма и о том, каким образом попала сюда статуя бога. Я знаю, что, по мнению некоторых, статуя была привезена из сирийского города Селевкии в правление Птоломея, третьего царя с этим именем. Есть также люди, считающие, что привез ее тот самый Птоломей, о котором шла речь выше, но не из Синопы, а из Мемфиса, твердыни древнего Египта, пользовавшейся некогда громкой славой. Бога этого одни считают Эскулапом, так как он излечивает болезни, другие Озирисом - древнейшим божеством Египта; многие говорят, что раз он правит всем сущим, то это должен быть Юпитер; большинство же видит в нем отца Дита, поскольку многие признаки указывают на это прямо, а другие могут быть истолкованы в таком же смысле".

Таков рассказ Тацита о происхождении Сараписа. Перейдем к сообщению Плутарха.

Плутарх,
об Исиде и Осирисе
(Д10, 28)

"Птоломей Сотер увидел во сне колосса Плутона в Синопе, хотя он никогда ранее ничего не знал о нем. И он приказал ему немедленно перенести себя. Поскольку он (Птоломей. - М. К.) не имел сведений о том, где именно находится колосс, когда он рассказал своим друзьям о сновидении, был разыскан много путешествовавший Сосибий, бывавший в Синопе. Он заявил, что он видел там колосса, подобного тому, который видел во сне Птоломей. Царь отправил Сотелеса и Дионисия, которые после длительного и трудного пути, не без помощи провидения, сумели похитить колосс и увезти его с собой. Когда колосс был доставлен и осмотрен, Тимофей, переводчик Манефона Себенитского, пришел к выводу, что это - изображение Плутона, на основании изображения собаки Цербера и змеи при колоссе. И они уверили Птоломея в том, что колосс - это бог Сарапис. Статуя прибыла без этого имени, и только после прибытия в Александрию она стала называться Сараписом, что является египетским именем Плутона... Лучше всего приравнивать Осириса к Дионису, а Сараписа к Осирису, поскольку последний стал называться так с тех пор, как изменил свою природу. Поэтому имя Сарапис относится ко всем трем, и это относится также и к Осирису, как это известно посвященным". Подведем некоторые итоги:

1) и Тацит, и Плутарх определенно говорят о том, что инициатором культа Сараписа, так сказать его "изобретателем", был Птолемей I Сотер, основатель династии Лагидов;

2) "изобретение", хотя и инспирированное самим богом, возникло не стихийно, а в результате обдуманного действия царя при помощи Тимофея, афинянина из жреческого рода, и Манефона, египетского жреца. Таким образом, "инициаторами" Сараписа были македонский царь, греческий и египетский жрецы;

3) новый бог Сарапис был богом новой столицы Египта Александрии.

О Сараписе и его происхождении существует обширная научная литература, содержащая противоречивые утверждения. В настоящее время вопрос о происхождении Сараписа может считаться в основном разрешенным:

1) нет оснований сомневаться в том, что культ Сераписа был "изобретен" Птолемеем I Сотером при содействии Тимофея и Манефона;

2) "изобретение" Сараписа - результат религиозной политики первого Лагида, стремившегося сблизить на религиозной почве местное египетское население новой столицы своего царства и победителей греко-македонцев;

3) легенда об изваянии, привезенном якобы из Синопы, и имя бога - Сарапис - вызвали самые разнообразные мнения. Акад. В. В. Струве допускает возможность контаминации в имени Сарапис двух имен: египетского Осирис-Апис и вавилонского Сараписа (Мардук-Эа). Синопское происхождение божества весьма сомнительно. X. Бругш, К. Зете и др. искали египетские параллели, с которыми можно было бы связать легенду о Синопе. Так или иначе, Сарапис - в основном греко-македонское, а не египетское хтоническое божество, отождествляемое с египетским Осирисом-Аписом (т. е. с Осирисом) и с греческим Плутоном. Сарапис, как и Осирис, был связан с Исидой и Хором (последний в одной из своих ипостасей - Хорпахеред, греч. Хорпакрат). Культ этой троицы распространился по всему греко-римскому миру, достигнув островов Британии. В самом Египте культ Сараписа так и не приобрел широкой популярности, не вытеснил культа Осириса. Что же, однако, представляло собой "изобретение" Сараписа в богословском плане? Замысел его "изобретателей" был религиозно-пропагандистским; они стремились приобщить к египетским религиозным воззрениям греко-македонское население Египта, осевшее преимущественно в трех городах: Навкратисе, Александрии и Птолемаиде. Как показала история, замысел этот увенчался успехом: в греко-римском мире Сарапис завоевал действительно широкую популярность, и объясняется это именно тем, что он стал как бы греческой ипостасью Осириса. Сарапис "присваивает себе „теологию" Осириса, разработанную на протяжении тысячелетий в храмах древнего Египта, наиболее трогательную и возвышенную в средиземноморской древности". Именно в ней нуждался античный мир. Судьба Сараписа в самом Египте была иной: для египтян, веками воспитывавшихся в духе религии Осириса, Сарапис был лишь чужеземным дубликатом Осириса, и культ его не приобрел у них популярности. Сарапис стал фактически божеством эллинистической Александрии, столицы царства Лагидов. Отсюда культ его распространился далеко за пределы страны.

Задуманный как греческий вариант Осириса-Аписа, Сарапис по сути своей дублировал египетский оригинал ("Апис - это священное животное, оракул и таинственная мощь все-бога Осириса". В известной так называемой демотической хронике об Аписе сказано: "Апис - это Пта, Апис - это Ра, Апис - это Хорсаисе"). Как сформулировал Тураев, Осирис-Апис, египетский прообраз Сараписа, - "это умерший и сопричисленный Осирису священный бык Апис". Никаких специальных мифов о Сараписе не возникло. В иконографии Сарапис имеет образ человека. Культ Сараписа отправлялся в Серапеуме Александрии и в Серапеуме Мемфиса, в первом случае, видимо, согласно греческому ритуалу, во втором - египетскому.

Итак, бог Сарапис - это результат умышленного, преднамеренного, так сказать организованного, синкретизма. В большинстве же случаев мы наблюдаем стихийный синкретизм. Одной из форм такого синкретизма было упомянутое выше отождествление египетских и греческих божеств. Встречая в греческих текстах имена греческих божеств, нельзя быть уверенным, о ком именно идет речь - о египетском Хоре или о греческом Аполлоне, о египетской Хатхор или о греческой Афродите, об Осирисе, о Плутоне или о Дионисе (последний также часто отождествлялся с Осирисом). Одни и те же теофорные имена в греческой форме нередко носили и греко-македонцы, и египтяне. Но самым поразительным был тот факт, что греки, жившие в Египте, подвергались мощному влиянию египетского культа животных. "Не говоря уже о большом количестве надписей в честь туземных богов, оставленных греками на греческом языке, нельзя не обратить внимания, например, на такой предмет, как надгробный камень убитой змее богини Хатхор с греческой (не совсем грамотной) надписью в стихах", который соорудил какой-то грек, похоронивший эту змею.

Синкретизм наглядно проявляется и в характере погребений. В Британском музее, в частности, хранится погребение семейства Корнелия Поллиона (Фивы, ок. 100 г. н.э.). Судя по именам, семья "греко-римская, но погребение совершенно египетское, даже имена написаны иероглифами". Подобных примеров можно было бы привести много. Обращает на себя также внимание тот весьма знаменательный факт, что мумификация умерших и сопутствующие ей обряды широко распространились среди греко-македонцев. Свидетельство этого - знаменитые фаюмские портреты.

"Любопытным памятником греко-египетского художественного стиля и греко-египетских погребальных обычаев являются александрийские катакомбы с росписями и барельефами, частью довольно близкими к древним образцам, частью представляющими курьезный продукт смешения, в котором не выиграл ни один из сопоставленных стилей. Такова роскошная усыпальница середины I в. н.э. богатой александрийской семьи, называемая теперь Ком-Эш-Шукафа".

Наконец, тесные греко-египетские контакты наблюдаются в сфере художественной и религиозной литературы. Нас интересует лишь последняя. В качестве примера можно привести папирус с греческим текстом, представляющим собой перевод египетского демотического мифа о возвращении богини Тефнут из Нубии в Египет. Этот папирус хранится в Британском музее и относится к III в. н.э.

Помимо этих и многих других подобных проявлений синкретизма наблюдается сосуществование на одной и той же территории культа египетских и греческих божеств. Так, во времена Птолемеев в Арсинойском номе (современный Киман Фарис, при Лагидах - Филадельфия) размещались: храм греко-египетского божества Сараписа, храмы египетских богинь Исиды и Таурт, храм греческих богов Диоскуров, храмы самофракийских божеств, а также храм Зевсу. Подобные примеры можно было бы умножить.

Подводя итоги, необходимо отметить, что в результате греко-египетского религиозного синкретизма основные положения египетской религии не претерпели существенных изменений. Более того, благодаря культу Сараписа они широко распространились из Александрии по всему греко-римскому миру.

Независимо от процесса синкретизма собственно египетская религия продолжала жить и развиваться по направлениям, наметившимся задолго до встречи с египтянами греко-македонцев. Главнейшим из этих направлений было углубление и расширение культа Осириса, выдвижение его и его триады на одно из первых мест в египетском пантеоне. Времена гегемонии древних божеств - Пта, Ра, Атума, Амона и др.- канули в вечность. Авторитет и влияние этих божеств во всеегипетском масштабе были окончательно вытеснены авторитетом и влиянием Осириса и сопряженных с ним божеств - богини Исиды, отождествлявшейся с богиней Хатхор и др., и бога Хора в разных ипостасях. Причина выдвижения Осириса вполне понятна. Осирис был одним из богов загробного мира; с ростом цивилизации и обострением классовой борьбы связанная с ним идеология справедливости и загробного суда все более и более импонировала массам. Миф об Осирисе был знаменем справедливости, именно в силу этого Осирис приобрел чрезвычайную популярность. Бог, преодолевший смерть, стал первым божеством египетского пантеона. "Царь богов" Амон, несмотря на свое царское достоинство, был по происхождению провинциальным фиванским богом и с угасанием Фив, естественно, потерял свое значение. То же самое произошло и с другими "великими" богами. Их функции и свойства присвоил Осирис, став "всебогом", властителем мыслей и чаяний всех египтян, а его супруга Исида, "великая магией", стала всемогущей богиней.