Основные источники поступающих сообщений, говоря языком географии, располагаются на восточных склонах северных Анд- Колумбии и Эквадора, на высокогорьях Анд в Перу, Боливии, и Чили, на юге Чилийских островов, а также в области Матто Гроссо. В первом из отмеченных мной мест, помимо слухов о существе ростом с человека, говорят также о заросшем шерстью пигмее, которого местные жители называют Ширу. В следующем районе испокон веку ходят легенды о крупном, покрытом мехом человеке, которого называют Диди. Из третьего поступили письменные показания, составленные по требованию полиции, о столкновениях с очень большим волосатым человекообразным существом ужасающей наружности, по описаниям очень похожим на гигантских сасквачей Канады. Сообщения, приходящие из четвертого района, основывались на материале, опубликованном еще в XVII веке, но недавно получили подтверждения из иных источников. Пятую и последнюю область -просто распирает от информации, и именно на ней мы и остановимся.

Простого описания этих мест не получится, так как границы района практически не определены. Однако если попробовать провести линию, начав на высоте тысячи футов (300 метров) к югу от устья Амазонки, затем продолжив ее на юго-запад, параллельно долине Мадейры, затем повернув на юго-восток, вдоль бразильской границы и дальше, к двадцатой параллели, потом на восток к долине Парана и, наконец, на север, через Гояс, к долине Мараньян-Токантинс и вниз, на север бразильской прибрежной низменности — мы очень грубо обозначим территорию, с которой приходят серии связанных друг с другом сообщений. В целом это сухой лесистый район, но в северных его частях множество экваториальных лесов с высокими, сросшимися шатром деревьями — экваториальный лес захватывает низины и плоскогорья, а высокогорья представлены сухим кустарниковым лесом. Большая часть его расположена в штате Матто Гроссо, и до сих пор эта местность официально считается «терра ингокнита» — несмотря на то, что на протяжении уже ста лет предпринимаются попытки освоить эту территорию с севера, юга, запада и востока, основная часть его практически не исследована.

С появлением в этих краях португальцев сообщения о страшных и опасных первобытных существах (некоторые из них производили впечатление стоящих на низкой ступени развития гоминоидов) начали поступать с пугающей регулярностью. В большинстве случаев эта информация была необычайно смутной, неопределенной — прежде чем попасть в руки образованных людей, она обрастала какими-то чудовищными подробностями, проходя через полуцивилизованных местных жителей метисов и необразованных белых переселенцев. Где-то в этой цепочке описание существ обычно безнадежно терялось, а сведения об их поведении становились совершенно недостоверными и явно преувеличенными. В результате всех этих перемещений информации возникала байка с каким-нибудь интригующим названием, например, «Mapinguary». Но тем не менее эти истории носили очень необычный характер, хотя, в зависимости от источников происхождения, их можно четко разделить на несколько характерных типов. Одна из наиболее популярных и запоминающихся легенд рассказывает о существах, которые убивали домашних животных и вырывали их языки.

До недавнего времени я считал, что ни образованные бразильцы, ни посещавшие страну иностранцы "никогда не сообщали об этих чрезвычайно необычных первобытных людях или людях, стоящих на очень низкой ступени различия. Однако оказалось, что это совсем не так. Возможно, вследствие растущего интереса к теме существования в наши дни живых первобытных людей средства массовой информации и книжные издательства начали публиковать свидетельства очевидцев, и у читателя больше нет недостатка в информации из первоисточников. Исследователи часто не обращают внимания на подобные материалы, но среди них попадаются весьма конкретные и категоричные заявления. А самые необычные и любопытные сделал не кто иной, как полковнлк П. X. Фосетт, известный всему миру своим драматическим и все еще не получившим объяснения исчезновением вместе со старшим сыном именно в этих местах. До самой последней — и роковой — экспедиции полковник вел дневники, которые под названием «Затерянные тропы, затерянные города» опубликовал его младший сын Брайан Фосетт, и выдержки, приводящиеся ниже, взяты мной из этих дневников.

В 1914 году полковник Фосетт отправился в экспедицию из Боливии в юго-западную часть Матто Гроссо, в этой экспедиции его сопровождали два англичанина, Мэнли и Коустин. В точке с координатами 14 градусов южной долготы и 60 градусов западной широты они вышли на реку Гупоре, приток Мадейры, затем двинулись на север, потом повернули на восток и углубились в Кордильеры. Через несколько недель они повстречали индейцев, которые называли себя «максуби» — они поклонялись богу Солнца и, судя по всему, были прямыми потомками гораздо более цивилизованной нации, так как придумали названия всем видимым планетам. Некоторое время они провели с ними, а затем экспедиция несколько дней двигалась в северо-восточном направлении и попала в совершенно девственный, неисследованный лес. На пятый день они увидели тропу. Полковник Фосетт далее пишет:

«Пока мы оглядывались по сторонам, решая, в каком направлении двигаться дальше, примерно в ста ярдах к югу от нас появились два дикаря — они шли быстрым шагом и оживленно переговаривались. Заметив нас, они встали как вкопанные и начали торопливо заряжать свои луки стрелами; я обратился к ним на языке максуби. Мы не могли хорошо рассмотреть их, так как дикари находились в тени, но мне показалось, что это крупные волосатые люди, с очень длинными руками, покатыми лбами и резко очерченными надбровными дугами, люди первобытного типа и совершенно голые. Внезапно они развернулись и скрылись в чаще, и мы, понимая, что преследование обречено на неудачу, двинулись по тропе на север.

Незадолго до заката мы услышали тихий, но очень характерный звук рожка. Мы замерли и стали прислушиваться. Вскоре послышался столь же тихий звук с другой стороны, он как бы отвечал первому рожку, и через некоторое время несколько рожков затрубили одновременно. В слабом свете угасающего вечера, под сводами высоких деревьев этого таинственного леса, куда еще не ступала нога цивилизованного человека,- звук рожка производил впечатление увертюры к фантастической опере. Мы понимали, что это дикари и что они идут по нашему следу. Вскоре к резким звукам рожков добавились крики и какое-то бормотание — этот чудовищный шум совершенно не соответствовал традиционному поведению дикарей, обычно передвигающихся скрытно и абсолютно бесшумно. В лесу быстро темнело, хотя над вершинами деревьев еще виднелась светлая полоска неба. Мы начали.торопливо искать место для стоянки, где можно было бы принять какие-то меры для нашей безопасности, и наконец нашли убежище в зарослях такуары. Сюда обнаженные дикари не рискнули бы сунуться: нас надежно защищали острые шипы длиной по меньшей мере в дюйм. Устраиваясь внутри естественного форта в своих гамаках, мы отчетливо слышали бормотание дикарей, но не отваживались выйти к ним. Позже, когда наступила полная темнота, они наконец ушли и больше мы их не слышали.

На следующее утро дикарей поблизости не было — пройдя по хорошо утоптанной тропе, мы вышли на открытый участок, засаженный маниокой и папайей; на всем пути мы также не видели дикарей. Туканы с ярким оперением лакомились на пальмах плодами, и, почувствовав, что опасности больше нет, мы немного расслабились. К вечеру мы разбили здесь лагерь и, забравшись в гамаки, устроили концерт: Коустин солировал на губной гармошке, Мэнли играл на расческе, а я терзал флажо-лет. Может, это было и глупо с нашей стороны так афишировать свое присутствие, но за нами никто не гнался, поблизости не было никаких дикарей, и мы чувствовали себя словно в раю.

Поутру, пройдя примерно четверть-мили, мы увидели что-то вроде караульной будки с крышей из пальмовых листьев, потом еще одну. Сделав еще несколько шагов, мы неожиданно оказались на совершенно открытом месте. Мелколесье окончилось, и прямо перед нами стояла деревня первобытных людей, некоторые из них сидели на корточках, и, должен сказать, существ столь ужасающего вида я не видел никогда. Одни занимались изготовлением стрел, другие бесцельно бродили взад и вперед — огромные обезьяноподобные твари, явно еще не перешагнувшие стадию животных.

Я свистнул, и из ближайшей норы вылезло громадное, волосатое, как собака, существо, встало на ноги, в мгновение ока вставило в свой лук стрелу и, переминаясь с ноги на ногу, двинулось в нашем направлении. Примерно в четырех ярдах от нас существо остановилось. Издавая крики, что-то вроде «Юх! Юх! Юх!»,оно пританцовывало перед нами, и вдруг со всего леса полезли огромные обезьянолюди, все ухающие «Юх! Юх! Юх!», все переминающиеся с ноги на ногу, все заряжающие луки стрелами. Ситуация становилась весьма деликатной, и у меня мелькнула мысль: а не конец ли это? Я попытался обратиться с дружеской речью на языке максуби, но они не обратили на это никакого внимания. Похоже, человеческая речь были выше их понимания.

Существо напротив нас прекратило свой танец, несколько мгновений стояло совершенно неподвижно, а затем принялось натягивать тетиву, пока она не оказалась на уровне его уха — тем временем заостренный наконечник его шестифутовой стрелы гулял на высоте моей груди. Я посмотрел прямо в его свинячие глазки, полуприкрытые чудовищными надбровными дугами, и понял, что еще какое-то время он не выстрелит. Так же медленно, как и поднимал, он опустил свой лук, исполнил еще один, не столь живой танец, издал еще одно «Юх! Юх! Юх!».

Он снова навел на меня стрелу и натянул тетиву, и я понял, что и на этот раз он не выстрелит. Он опять опустил лук и еще сплясал. Но когда он поднял лук в третий раз и направил стрелу Мне на грудь, я понял, что на этот раз он решил заняться делом, и, не мешкая, рванул с бедра маузер. Это большая, довольно неуклюжая штука и калибр ее представляются неуместными в лесу, но я приобрел именно эту модель, так как, если пристегнуть к рукоятке пистолета деревянную кобуру, сооружение превращается в самый настоящий карабин, только гораздо более удобный и легкий, чем обычная винтовка. Заряжается он патронами 38-го калибра, которые производят страшный грохот, совершенно несоразмерный с их величиной. Я не стал наводить пистолет на придурка — вместо этого я нажал на курок, и пуля ударилась в землю у его ног.

Эффект был поразительный и мгновенный. На лице обезьяночеловека появилось выражение полнейшего не умения, маленькие глазки едва не выскочили из орбит.-Oii бросил лук и стрелу и с проворством кошки спрятался за дерево. И тут в нас полетели стрелы. Мы несколько раз выстрелили по кустам, надеясь, что звуки выстрелов испугают дикарей и они отнесутся к нам более доброжелательно, но они были настроены против нас, и, не желая никому причинять вреда, расценивая ситуацию как безнадежную, мы перестали стрелять и ретировались по тропе, пока деревня не скрылась из вида. Никто нас не преследовал, но еще долго, двигаясь на север, мы слышали шум в деревне и слабые крики «Юх! Юх! Юх!».

Максуби называли этих существ «марикокси». Обитали они на северо-востоке этого района. Утверждалось, что в восточной части живут также низкорослые, покрытые шерстью темнокожие люди, являющиеся настоящими каннибалами — они охотились на людей, убивали их и использовали в качестве пищи, поджаривая тела своих жертв на бамбуковых вертелах. Максуби считали их совершенно презренными существами, уровня дорожной грязи. Во время последней экспедиции полковнику Фо-сетту рассказывали об «обезьянолюдях», которые живут в норах — они также покрыты шерстью, ведут ночной образ жизни; в прилегающих районах их называют «морсего» или «люди — летучие мыши». Испаноязычное население называет их «кабельюдо», или «волосатые люди», а несколько общин живущих здесь американцев — «та-тус», или «броненосцы», поскольку они обитают в норах так же, как. и эти животные. Фосетт также пишет, что лесные индейцы рассказывали ему, будто морсего великолепно ориентируются по запаху—даже индейцы, эти прирожденные охотники, считали, что у морсего есть «шестое чувство»!

Истинное значение этих наблюдений и информации, которая в них содержится, на первый взгляд могут показаться не вполне очевидными. Они настолько «невероятные» при чтении вне контекста, что, когда их начинает анализировать человек, не искушенный в антропологии и этнографии, человек, который никогда не подозревал о возможности существования современных первобытных людей (или «обезьянолюдей», как их принято называть), эти важные детали вполне могут ускользнуть от его внимания.

Средний слушатель лекций о путешествиях, во время которых демонстрируются диапозитивы и любительские фильмы, и даже попадающиеся среди таких слушателей более образованные люди, по-настоящему преданные науке,—даже они могут пройти мимо важнейших фактов и наблюдений. Истинный уровень аналитических способностей среднего, достаточно хорошо образованного человека в областях, находящихся вне сферы его специализации, гораздо ниже, чем принято считать. Даже очень опытные специалисты со стажем могут не обратить внимания на значение заявлений в областях, которыми они не занимаются — при этом заявления действительно могут оказаться полнейшей чушью, но могут быть и поистине бесценными.

В то же самое время существует вполне оправданная позиция профессионала в данной области знаний, оправданная по крайней мере частично. Это естественный скептицизм, переходящий в полное отрицание значительности конкретного заявления. Я не нашел каких-либо опубликованных комментариев на приведенные мной фрагменты дневников Фосетта. Это может означать только один из двух возможных вариантов. Либо ни один антрополог или специалист в этой области никогда не читал эти страницы, либо — если все-таки читал — не обратил на них внимания или счел настолько вопиющими, что принял за откровенную фальшивку. Неспециалисты, такие, как рецензенты книги, газетчики, писатели «науч-попа» и другие, либо пропустили этот материал полностью, не сумев понять и оценить его значения, и потому, не сумев принять его, решили «не связываться» либо отнеслись к нему как к вымыслу, не заслуживающему даже комментария. Ни одна из этих позиций, занятых как специалистами, так и дилетантами, не может быть признана разумной. Необходимо давать надлежащую оценку.

Давайте начнем с автора этих дневников полковника Фосетта. Этот человек не был выскочкой. Получив образование в Англии, он поступил на службу в армию — нельзя сказать, что он предпринял это с большим желанием, однако вскоре командование обратило внимание на инициативность и высокие моральные принципы молодого офицера и стало продвигать его по службе. По рекомендации Королевского географического общества он был выбран для топографической съемки границ государств Южной Америки — отнюдь не по его просьбе и без. каких-либо протекций. Много лет он работал на правительства Латинской Америки и получал от них жалованье—на это надо обратить особое внимание, поскольку для иностранца, особенно англосакса, подобное положение было уникальным, а Фосетт своими профессиональными навыками и результатами работы сумел удовлетворить даже самых темпераментных правителей. Не забывали Фосетта и на родине. Географическое общество, стоявшее у истоков его профессиональной карьеры, наградило офицера Золотой медалью, его высоко ценили как исследователя и человека, а также как опытного специалиста. Что же, все те, кто осыпал этого человека званиями, наградами и регалиями — как отдельные люди, так и корпорации — были идиоты? Ошибались как в характере, так и в искренности, честности и знаниях этого человека? Они вновь и вновь продлевали его назначение в Южную Америку, зная или понимая, что он не более чем фикция? Честио говоря, это предположение абсурдно. Но какая может быть альтернатива?

Перси Харрисон Фосетт был надежным гражданином, серьезно относился к изучению того, что еще не знал, и стал подлинным мастером своего дела. Его ни в коем случае нельзя было назвать романтиком, в этом его не обвиняли даже те, кто почти не имел представления о его взглядах и убеждениях, но, как заметил один ученый, в определенном смысле считали его «охотником за лунным светом». В предисловии к дневникам отца Брайн Фосетт много пишет о нем, показывая этого человека с самых неожиданных сторон. Из всего этого можно сделать вывод, что, несмотря на то, что он придерживался определенных взглядов на определенные вещи (вне своей профессиональной сферы), которые другие специалисты считали неприемлемыми, он ни разу не сделал заявления, что открыл нечто такое, что непосредственно подтверждало бы его теории. И тем не менее он всю жизнь собирал косвенную информацию по фактам, которые, как ему казалось, подтверждают его взгляды. Будь бы он хоть на йоту шарлатаном, ему ничто не мешало бы выдать множество этих наблюдений за свои собственные и представить их как доказательства своих гипотез, так поступали, к сожалению, многие другие.

Полковник Фосетт был профессиональным топографом, исследователем и географом. Он не был ни этнографом, ни антропологом, ни археологом, но ему постоянно приходилось сталкиваться с этими науками, и приверженцы первой всегда относились к нему как к злейшему врагу. Во время своих длительных экспедиций по неисследованным землям он обнаружил несколько групп неизвестных науке людей, жил с ними, знакомился—часто достаточно основательно — с их языком, записывал их традиции и обычаи, пытался классифицировать корни их происхождения. Большая часть его наблюдений и замечаний вступала в противоречие с устоявшимися взглядами этнологов, а исторические теории Фосетта абсолютно не соответствовали тому, что было, и есть, принято. И тем не менее, несмотря на резкую критику этих теорий, подлинность собранных им фактов никогда не подвергалась сомнению. Ошибочной считалась его трактовка их.

Невозможно утверждать, что Фосетт не проявлял повышенного интереса к культурам, находящимся на низком уровне развития, или к поведению настоящих первобытных людей. Совсем напротив, главной темой и основой его поисков был сбор фактов и доказательств, касающихся существования в Южной Америке высокоразвитых цивилизаций, именно на этом основании его, как уже говорилось выше, обвиняли в погоне за призраком. Однако Фосетт никогда не выходил за рамки размышлений, и он откровенно признает, что помимо отмеченных всеми учеными фактов индейской археологии, касающихся таких больших сооружений из камня, как Мачу Пикчу и Тиауанако, все, чем он располагает в поддержку своей теории о существовании в горах Бразилии великой древней цивилизации — это старые, достаточно сомнительные документы, множество легенд и ряд указаний на то, что в прошлом некоторые племена покрыли себя славой, "отголоски которой докатились и до наших дней. Если бы он хоть раз заявил, что нашел один из больших затерянных городов; которые он искал всю жизнь и не обнаружил ни одного свидетельства в пользу их существования, вот тогда его слова могли бы подвергнуть сомнению. Но он никогда не говорил ничего подобного. Встреча, о которой вы прочитали выше, абсолютно не стыкуется с главной темой его экспедиций того периода. Он искал неизвестную цивилизацию, находившуюся на высоком уровне развития, а не первобытных людей.

Таким образом, его информация о заросших шерстью марикокси предстает в совершенно ином свете, не говоря уже о том факте, что его слова никогда не подвергали сомнению, с ним были два весьма надежных свидетеля, а то, что он видел до и после этого случая, всегда подтверждали другие — часто он получал сообщения очевидцев, которые описывали именно то, что видел он сам, правда, они ничего об этом не знали. Следовательно, мы вынуждены принять это сообщение целиком и полностью, а это просто означает, что в год 1914-й- к северо-востоку от реки Паресиз в штате Матто Гроссо обитало несколько племенных групп полностью поросших шерстью человекообразных, имевших облик первобытного человека и явно не происходивших и никоим образом не родственных индейцам и аборигенам этого континента.

Это ставит перед антропологами проблему, которую без знания того, что исследователи всего мира для простоты называют СЧО (аббревиатура словосочетания «Снежный человек отвратительный», от англ. «Abominal Snowman».—Пер.; так называют встречающихся в Гималаях представителей человекообразных, или гоминон-дов), решить просто невозможно. Однако, если принять во внимание фактор СЧО, факты, кажущиеся в сообщении Фосетта невероятными, можно легко объяснить, хотя для этого потребуется в корне пересмотреть часть современной теории об истории гоминоидов.

Антропологи всегда считали, что и Северная, и Южная Америка, будучи родиной некоторых низких приматов, таких, как Tarsioides, а также родиной или единственным прибежищем так называемых американских обезьян (или Platyrrhini) и мартышек, никогда не были населены высшими формами приматов (подлинные обезьяны и человекообразные), вплоть до того периода, когда туда через Берингов пролив пришли эскимосы и индейцы, а это произошло на самой поздней стадии ледникового периода, и брать это в расчет бессмыслено. Открытие Фолсомского человека привело к тому, что скрепя сердце ученые признали факт существования так называемых «ледниковых индейцев», которые населяли Северную Америку в период наступления последнего ледника. Однако современные методы исследования, такие, как, например, радиоуглеродный анализ, датируют вещественное доказательство существования в Северной и Южной Америке человекоподобных охотников (обитавших там до Фолсомского человека) значительно более ранним временем, средним или даже первым ледниковым периодом. Свидетельства, поступающие из Южной Америки, пока еще далеко не исчерпывающие и неконкретные, но по крайней мере там уже признают существование очень древних культур; их следы обнаружены даже на самой южной оконечности континента.

Тем не менее пока еще нет ни одного доказательства — ни в ископаемом, ни в каком ином виде, что в Но- вый Свет попал или всегда обитал здесь хоть один высочайший примат или первобытный человек (например, неандерталец) или гоминид низшего уровня (такие, как австралопитек или питекантроп). Более того, хотя вещественные доказательства, касающиеся человека, занимавшегося изготовлением орудий труда, датированы очень ранним периодом, свидетельства, обнаруженные на территории обеих Америк, относятся явно к более позднему времени, чем находки Старого Света. У нас нет никаких оснований полагать, что самые первые «люди», ступившие, на землю Америки, были несовременными людьми или что. они пришли каким-то иным путем, а не через Берингов пролив — один лишь этот факт на первый взгляд исключает какую бы то ни было возможность того, что подобное может быть справедливо в отношении более примитивных форм человекообразных.

Эта теория давным-давно стала аксиомой, но насколько она обоснованна?

Сейчас есть достаточные основания считать, что она вообще не очень убедительна: один лишь факт, что из Старого Света в Новый существовал единственный проход (Берингов пролив), дает основания говорить, что возможно — может быть, даже и вероятно, — что по крайней мере первобытные люди, а, может, даже и низшие гоминиды, попали в Северную и Южную Америку задолго до того, как на сцене появился первый современный человек. В то же самое время это позволило бы объяснить, почему так не поступили истинные обезьяны и человекоподобные обезьяны: и те, и другие представляют собой тропические формы, не переносящие холода,

Оставим гипотезу о появлении в Новом Свете низших гоминидов, проанализируем ее в другой раз. Давайте сейчас сосредоточим наше внимание на тех первобытных людях, которых можно было бы рассматривать как эквивалент неандертальцев Евразии и других гоминидов аналогичного развития и генетического типа—таких родственных видов, как Rhodesian и Solo Subman, Под-лппные неандертальцы в действительности были заметно развиты культурно, делали из камня удобные орудия ii, вне всякого сомнения, имели представление о -луке II стрелах, добывали огонь и владели речью на уровне человека. Кроме того, они обитали во всей западной Европе, на самом востоке Азии, также жили на юге и в очень холодных районах Крайнего Севера — и все это во время второй половины периода продвижения последнего ледника к югу. По сути дела, они были жителями предполярья. Не придается особого значения и тому факту, что они были покрыты густой шерстью, но, несмотря на современную теорию о том, что волосатость не обязательно является особой формой защиты от холода, волосатость неандертальцев все же не совсем противоречит тому, что мы наблюдаем у других млекопитающих, таких, как мамонты и носороги.

Следовательно, если первый современный человек мог еще очень давно пересечь Берингов пролив, и это сумели сделать эскимосы, я не вижу никаких аргументов против предположения,, что миграция на юг через горы Центральной Америки в Анды, а оттуда в теплые области Южной Америки, не представлялась ни трудной, ни невозможной. Если первобытные люди достигли Нового Света и если сообщения о СЧО с этих континентов, в частности, из США, соответствуют действительности, это может означать, что они распространялись и в других направлениях, попав как в более холодные, так и в более теплые районы, чем те, к которым изначально привыкли. Сообщения о поросших шерстью гоминидах с наружностью первобытного человека поступают отовсюду, начиная с северных районов Канады, кончая Лабрадором, с западных гор Аляски до Айдахо и Северной Калифорнии. Ходят о них легенды и на юго-западе Соединенных Штатов, в их существование верят Западная Сьерра-Мадре, Мексика, Гватемала. Как мы уже отметили, они разбросаны по всей Южной Америке, где в отдельных случаях спустились в сравнительно знойные и влажные лесистые низины, расположенные, как правило, в горах.

Исходя из этих фактов — если это факты, — сообщение полковника Фосетта и его описание встретившихся существ надо и должно рассматривать в совершенно ином свете. Из разряда невозможных оно переходит в категорию как минимум вероятных, и я бы добавил, учитывая репутацию автора как человека в высшей степени педантичного и аккуратного в мелочах, поднимается до уровня максимальной возможности. Более того, определенные детали, которые привел Фосетт, могут стать весьма материальным подкреплением этой мысли

Во-первых, его описание головы одного из этих марикокси—очень специфическое и не совпадает с характерными особенностями ни. одного из обычных индейских племен. Упоминание о маленьких круглых глазках, расположенных близко друг к другу и смотрящих исподлобья вперед, как это принято у человекообразных обезьян, в точности совпадает с описанием тех, кто совсем в других частях света сталкивался лицом к лицу с СЧО и имел возможность наблюдать его с близкого расстояния. Не забывайте, что Фосетт не просто стоял в нескольких футах от этих существ. Использование луков и стрел, как мы уже могли убедиться, не противоречит «возможности» — не противоречит это и некоторым сообщениям о СЧО из Азии. Но, что самое значительное,—это, вне всякого сомнения, упоминание (по-„мните, при первом чтении это казалось почти смешным) об их болтовне.

Полковник Фосетт описывает или транслитерирует звуки, издаваемые марикокси, как «Юх! Юх! Юх!», то j есть «Уух, Уух, Уух», только первая буква звучит как s французская «ю» в слове «улица» (то есть сочетание , «ие» в слове «rue»). Если это так, то это в точности соответствует описаниям звуков, которые издают канадские СЧО, известные как сасквачи. Во всяком случае, об этом сообщает мистер Алберт Остмен, которого, как он утверждает, эти существа держали в плену целую неделю. Мистер Остмен по происхождению швед и говорит с заметным акцентом. Он передает эти звуки как «Ух-ух-ух», однако в интервью они звучали у него с первой французской «ие».

Единственным выводом, который мы можем сделать из всего вышеизложенного, должно стать признание факта, что в 1914 году в штате Матто Гроссо существовали первобытные люди неандертальского типа. И нет никаких оснований полагать, что точно так не могли поступить и первобытные жители предполярья, только еще раньше. Даже если в те времена пролив был шире, чем сейчас, а неандертальцы не знали лодок и плотов, они могли прекрасно перейти его зимой по льду. Есть еще одно соображение.

До открытий Дарта и Брума в Южной Америке и Лики в Восточной Африке складывалось очень странное, противоречащее логике впечатление, что низшие гоминиды были совершеннейшими скотами и не имели ни малейшего представления ни об орудиях труда, ни об оружии. .Хотя после открытия неандертальцев специалисты нашли очень удобные и искусно сделанные орудия труда, которые были отнесены на счет неандертальцев, мысль о том, что некоторые доиндейские орудия, обнаруженные в Америке, также могли изготавливать аналогичные существа, просто не обсуждалась. Если такие примитивные создания, как австралопитеки могли делать орудия из кости, а зинджантропы — из камня, не может быть никаких возражений относительно того, что часть весьма грубых археологических экспонатов, найденных в нижних пластах Америки, создали как минимум первобытные люди.