Глава пятая - Фиванский некрополь

I

доль левого берега Нила, против Луксора, тянется широкая песчаная отмель, заливаемая в половодье ракою; она граничить с каналом Фадилие, за которым начинается плодородная Фиванская равнина, блестящая на солнце изумрудными полями ячменя и богатыми посадками сахарного тростника. Какою свежестью веет от этой растительности в удушливый египетский день! Точно прохладная струя ароматного воздуха врывается в раскаленную печь. Мелкой рысцой бегут наши ослики; рядом с ними - темнокожие погонщики. Среди полей сооружены многочисленные сакие, подымающие из колодцев необходимую для орошения воду; сеть узких каналов проводить живительную влагу по всем направлениям. Как живописны эти примитивные сакие! - Огромное деревянное колесо с зубцами приводится в движение парою волов; на колесе стоит, точно бронзовая статуэтка, совершенно нагой мальчик-феллах и палкою погоняет . животных.

На западе потянулись Ливийские горы: высокий с юга хребет постепенно понижается, приближаясь к северу, и, наконец, вовсе исчезает на горизонт. Ярко-желтые, с бурыми тенями от нависших утесов, он хранят в недрах своих многие поколения отошедших в вечность сынов древнего Египта, начиная с фараонов и кончая городскими жителями стовратных Фив. Полоса плодородной земли кончается у подножия их, и, с началом подъема, пред взором открывается грустная картина бесконечного кладбища; среди хаоса камней и дикой пустыни - разрытые могилы, остовы гигантских храмов, обломки колонн и колоссальных статуй, живописные руины самых причудливых форм, - жалкие остатки от пышной столицы! Все фараоны еще при жизни сооружали себе надгробные храмы, где после смерти воздавались божеские почести земным сынам Амон-Ра. Тогда как усыпальницы скрывались в горных ущельях и не были доступны простым смертным, непрерывная цепь надгробных храмов тянулась параллельно некрополю, начиная с Мединет-Хабу, - на юге, и кончая Ель-Курна, - на севере; вокруг них выросли целые пригороды, населенные священнослужителями, с библиотеками и школами; пышные сады с искусственными озерами давали им тень и прохладу; многочисленные постройки, где помещалась стража и жили различные мастеровые, отделяли город мертвых от города живых; особенно многочисленны были цехи специалистов по бальзамированию трупов, благодаря искусству которых в Египте. Сохранились миллионы мумии, дающая наглядное представление о том, какими были его обитатели несколько тысячелетий назад.

Из всех храмов заслуживает наибольшего внимания Мединет-Хабу, воздвигнутый Рамзесом III, рядом с его дворцом, от которого уцелели: так называемый павильон в два этажа, с небольшим двором между двумя гранитными воротами, и помещение для дворцовой стражи. Остальная часть дворца была сложена из необожженного кирпича, и на мест ее остались одни груды мусора. Главный пилон храма помещается в северной части широкого двора, устланного каменными плитами; затем идет первый зал, окруженный с двух сторон крытыми портиками, из которых правый опирается на у столбов; во всю вышину их стоят колоссы фараона в форме Озириса, устремив неподвижный, каменный взор на возвышающийся напротив 8 папирусообразных колонн, составлявших когда-то фасад царского дворца. Все стены храма как внутренние, так и внешние, его колонны, многочисленные комнаты и пилоны испещрены рельефными изображениями и иероглифами. В Мединет-Хабу поражает как глубоко высечен рисунок в каменных глыбах, благодаря чему получается внутри храма невиданная в Египте картина: черные тени от впадин рельефа, ложась на гранит, отчетливо обрисовывают все контуры, и храм кажется покрытым свежими фресками.

Как красивы эти приземистые колонны с капителями, на подобие цветов лотоса! Иероглифы, отчасти, скрывают их неуклюжую форму и точно покрывают ажурною пеленою! За колоннами следует новый зал, окруженный с четырех сторон портиками и заканчивающийся террасою. Здесь на стенах изображены, редко встречающиеся в египетских храмах, сцены старинных празднеств в честь богов, - с одной стороны бога жатвы - Мина, с другой - богини Птах-Секер.
  

II

есколько далее стоял надгробный храм Аменготепа III, от которого уцелели два колосса, известные под именем "статуй Мемнона". Одиноко возвышаются они среди полей ячменя, и со всех концов необъятной равнины видны их искалеченные фигуры. Первые лучи великого Амон-Pa золотят их каменное чело, когда окрестные пажити и пески еще окутаны ночным сумраком, а проезжий феллах дремлет, прислонившись к их подножию; и последний привет свой посылает бессмертный бог, опускаясь за зубчатые вершины Ливийского хребта, все тем же, как он, бессмертным исполинам, пурпуром и янтарем облекает их разбитые венцы, и долго холодный песчаник хранить горячие следы поцелуя владыки вселенной.

Оба гиганта, высеченные каждый из одной каменной глыбы, изображают фараона Аменготепа III, и мать его, царицу Метемуе, сидящих на троне Верхнего и Нижнего Египта; они стояли когда-то на страж у преддверия роскошного храма рядом с двумя обелисками; длинная аллея каменных шакалов вела от храма к берегу Нила. Многочисленные статуи огромных размеров украшали дворы и колоннады святилища; стены и потолок его были украшены золотыми и серебряными рельефами; массивная каменная плита, выложенная золотом и усыпанная драгоценными камнями, обозначала "царское место", куда становился фараон во время торжественного богослужения, исполняя обязанности верховного жреца; на другой, подобной же, плите, были перечислены труды Аменготепа во славу Амон-Ра. Обломок одной из них по сей день лежит среди груды камней, и на нем можно разобрать: "Мое величие создало этот храм на миллионы лет. Я знаю, что он простоит на земле ......... Увы, этим гордым словам не суждено было осуществиться!

Во время землетрясения, в 27 году до Р.Х., одна из статуй раскололась на двое; верхняя часть ее упала и разбилась, только нижняя удержалась на месте. Но вот - по всей стране разнеслась необыкновенная весть; от одного к другому, из города в город, от святилища к святилищу промчалась она с быстротою молнии, повергая в священный трепет глубоко преданное своим богам население долины Нила. Всякое утро, гласила эта весть. при восход солнца, разбитый колосс издает печальные звуки, будто рыдает внезапно порвавшаяся струна треснувшей арфы. Толпы любопытных со всех сторон земли начали стекаться в стовратные Фивы - подивиться небывалому чуду; особенно многочисленны были греки, которые к этому времени поселились на плодородной дельте Нижнего Египта, и ими была создана легенда по поводу разбитой статуи Аменготепа. Статую эту они обратили в Мемнона Эфиоплянина, сына Тифона и Авроры, который после смерти Гектора поспешил на выручку Приама и пал от руки Ахиллеса.

"Всякое утро, - говорили эллины. - Мемнон приветствует мелодичным пением нежно любимую мать - утреннюю зарю. Богиня, услышав грустный призыв безвременно погибшего сына, проливает горькие слезы, и слезы эти падают предрассветной росой на разбитое тело юного героя".

Около середины второго века император Адриан с императрицею Сабиною предприняли путешествие по Верхнему Египту, чтобы услышать чудесное пение; с этого же времени множество греческих и латинских надписей покрывают пьедестал и ноги колосса. Слава Мемнона росла с каждым годом; и почитатели его добивались, чтобы статуя бога была восстановлена. Император Септимий Север удовлетворил, наконец, народному желанию; по его приказанию, туловище колосса было поднято с земли и поставлено на прежнее место, ...... но, с этой минуты, вопреки ожиданиям, Мемнон замолк навсегда.
  

III

а храмом Аменготепа III тянулась, по направленно к северу, беспрерывная цепь надгробных храмов фараонов XVIII, XIX и XX династий. От большинства из них не осталось камня на камне и, кроме разбросанных по полям обломков колонн и статуй, каменных глыб от пилонов и стен, ничто не свидетельствует о былом величии этих сооружены, служивших как бы цветною завесою Фиванскому некрополю и приводивших в изумление греческих путешественников своим архитектурным совершенством и роскошью украшений. Невольною грустью сжимается сердце при мысли о том, сколько бесценных художественных сокровищ на веки утеряно для человечества; но в тоже время нельзя не удивляться, каким образом могло еще уцелеть в долине Нила столько бессмертных шедевров, немых свидетелей давно угасшей цивилизации, если вспомнить, с каким усердием люди занимались их истреблением? Хотя землетрясения также сокрушили не мало гробниц и храмов, воздвигнутых, чтобы простоять тысячелетия, но что все это в сравнении с неистовствами какого-нибудь Камбиза, который ради одного развлечения уродовал попадавшиеся ему на пути памятники искусства? Да и первые христиане не мало потрудились на этом поприще, стирая иероглифические рельефы, как печать сатаны, отсекая головы у статуй, замазывая стенные фрески и покрывая их грубо писаными иконами. В конце концов явились мусульмане с их фанатическою ненавистью ко всякому внешнему изображению божества и до основания разрушили артистические произведения сотен людских поколений.

С такими-то думами в жаркое апрельское утро подъезжал я верхом к надгробному храму Рамзеса II, известному под именем "Рамесеума"; развалины его заслонены группою африканских акаций и финиковых пальм. Но вот зелень раздвинулась, и я очутился перед самым пилоном. Да полно, пилон ли эта каменная лавина, застывшая в своем стремлении вниз с высот исполинской руины? Громоздящаяся одна над другой, отесанные или просто выломанные глыбы песчаника образовали искусственный холм, который господствует над окрестными нивами.

Внутренняя часть пилона, впрочем, сохранилась довольно хорошо, и со всех сторон покрыта художественно исполненными рельефами. Сцены из войны с Гиттитами следуют одна за другой, полные величия и прелести: разбитый на голову враг стремится к берегам Оронта; фараон по пятам преследует его, поражая бегущих; среди убитых знатные царедворцы; брат царя Великой Кеты, Мизраим, успел переправиться вплавь через реку, но князь Алепский едва не утонул; его вытащили на берег полумертвого и держат головой вниз, чтобы дать возможность вылиться воде, которою князь захлебнулся. Хотя манера изображения в этой серии картин условная, теме не менее она обнаруживает в артисте большую долю наблюдательности и стремление, как можно ближе подойти к действительности. Стоит только взглянуть на гиттитские батальоны, выстроившиеся на берегу, готовые поддержать беглецов, или на движение Рамзеса, управляющего боевою колесницею! Какая, почти сверхъестественная фигура! Понятным становится, что стоило фараону появиться, и враг бежал перед его величием .........

За пилоном следует широкий двор, совершенно разрушенный, кроме одной части западной стены, перед которою повержен на землю величайший из колоссов, когда-либо существовавших на земле; это - гигантская статуя Рамзеса II, от которой уцелели: грудь, часть руки и ноги; от головы осталось нетронутым одно ухо, длиною в 1,05 метра; по нему можно судить о размерах колосса, имевшего не менее 17 1/2 метров в вышину. Через Пробоину в стене мы входим во 2-й двор, несколько лучше сохранившийся; о колоннах его с кариатидами упоминается у Диодора. В настоящем его виде он, однако, не дает надлежащего понятия о том, чем был когда-то. Ряд мумиеобразных Озирисов с отсеченными, в большинстве случаев, головами возвышается вдоль западной стены, на которой еще сохранилась часть рельефов с изображением победы фараона над Гиттитами.
  

IV

а этими храмами, глубоко в горах, между Рамесеумом и Курна, высечен гигантский мавзолей, приобретший всемирную известность под именем Деиръ-Эль-Бахари.

Миновав узкое, мрачное ущелье, вы видите поразительное зрелище: горы на подобие цирка окружают каменистую котловину; отвесные скалы ярко оранжевого цвета, точно сталактиты, нависли над нею; щетинистый кряж рельефно обрисовывает свою изогнутую линию на темно-синем сапфире неба; вдоль склона его вьются тропинки, исчезая за вершиною, и спускаются по ту сторону в унылую, бесплодную долину с усыпальницами фараонов.

Как раз напротив нас, у подножия великанов, раскинулось полное грации и таинственного величия трехэтажное здание с колоннадами, террасами, портиками и пилонами; это - Деир-Эль-Бахари, храм, сооруженный за 1500 лет до Р.Х. царицею Хатшепсут, перешедшей в историю под сокращенным именем Хатасу, дочерью Тутмеса I-го и жены его царской крови Ахмес. Со смертью родных братьев Хатасу была объявлена со правительницею фараона, так как сыновья его от других браков, не равных по рождение, не имели прав на Египетский престол; в то же время царевна была обвенчана со сводным братом Тутмесом II.

Еще при жизни престарелого монарха в царской семье произошли раздоры, имевшие последствием восстание младшего сына его от простой наложницы, также Тутмеса по имени.

Посвященный с молодых лет в сан великого пророка при храме Амона в Карнаке честолюбивый юноша сумел склонить на свою сторону могущественное сословие жрецов, которые обещали ему поддержку их бога для достижения царской власти. И вот, в один из великих праздников, когда священная ладья Амона совершала, при пении гимнов и звуках литавров, торжественное шествие вокруг святилища, послышался голос с небес, повелевавший процессии остановиться перед коленопреклоненным царственным пророком и объявивши его фараоном. Захватив верховную власть, Тутмес III вступил в упорную борьбу с приверженцами Хатасу; побежденный ими, он принужден был, в конце концов, уступить престол царице и ее мужу Тутмесу II-му. Недолго, однако, процарствовал новый фараон, - не более 3 лет, и преждевременно сошел в могилу, не оставив мужского потомства. Тогда умная и властолюбивая Хатасу взяла в свои руки бразды правления; ей предстояло, прежде всего, обеспечить себя от возможных происков со стороны молодого Тутмеса; и, вот, царица решается выйти замуж за своего заклятого врага, сделав его соправителем; тем не менее, в течете 20-ти летнего царствования, она не перестает систематически отстранять фараона от управления государством, возлагая на него исполнение чисто внешних обязанностей, связанных с величием царского сана (составлено по Breasled "History of Egypt" New York. 1905.).

Хатасу правила Египтом со славою, мудро и энергично; внешние враги не дерзали нарушать безмятежное спокойствие могучей империи; благосостояние народа росло с развитием торговли и промышленности. Золото стекалось в царскую казну в изобилии, благодаря дани подвластных племен. Царица воздвигала храмы, реставрировала пришедший в упадок и щедро одаряла святилище Амона в Карнаке. Два гигантских обелиска, из которых один и по сею пору красуется среди развалин двора Тутмеса I-го в Карнакском храме, передают отдаленному потомству память о юбилей Хатасу. Продолжительное царствование ее служить неоспоримым доказательством, впервые записанным на страницах истории, что гениальная женщина, будучи главою государства, может доставить славу великому народу и обеспечить его процветание.

По вступлению на престол Тутмес III жестоко выместил на памяти усопшей царицы невольное подчинение ей, которое он с таким негодованием и обидою вынужден был терпеть в течете долгих лет. Фараон повелел разбить повсюду изображения и стереть надписи своей великой жены. Вотивные плиты на пьедесталах обелисков были заделаны штукатуркою; даже в храмах далекой Нубии были уничтожены барельефы, напоминавшие о ненавистной новому владыке царице и ее сподвижниках; гробницы их были осквернены, а Деир-Эль-Бахари обратился в мавзолей Тутмеса III-го.
  

V

   былое время длинная аллея сфинксов вела к монументальному пилону,  через который проникали вовнутрь храма; все это давно исчезло, и даже нижняя терраса представляет из себя полу руины. Портик ее был возобновлен два года тому назад; от надписей и рельефов почти ничего не сохранилось; они, невидимому, были посвящены описанию юбилея царицы и сооружению ею обелисков в храме Амона.

Средняя терраса пострадала значительно меньше, сохранив свою первоначальную красоту; она делится дорогою "en pente douce" на две равные части, с портиками и часовнями по обе стороны. Стены и колонны как тех, так и других покрыты рядом цветных рельефов. Северный портик посвящен рождению царицы Хатасу. На одном из рельефов Амонъ-Ра, под видом фараона-супруга, является ночью в опочивальню царицы. Последствием чудесного посещения было рождение у царицы дочери, которой суждено было стать величайшею из владык Древнего Египта, Вмешательство бога в семейные дела Тутмеса I-го потребовалось по той причине, что в жилах его текла лишь на половину "солнечная кровь", - мать его была простою наложницею; между тем, жена его, Ахмес, происходила от брака между братом и сестрою, - фараоном Аменготепом и царицею Ахотпу II. Надлежало восстановить чистоту крови в царском семействе; тогда-то на помощь своему земному сыну явился Амон-Ра.

Дальнейшие рельефы изображают царицу Ахмес перед родами; богиня-покровительница роженицам бережно подводить ее к ложу страданий. В чертах царицы выражение муки; гибкая фигура ее как бы падает от усталости. Удивительно художественный реализм обнаруживает руку опытного мастера. Потом идут картины: Хатасу, встречаемая при появлении на свет добрыми гениями; в воспитании ее принимают ближайшее участие небожители, награждая царственного ребенка всеми качествами мужчины; она - наследница престола; Тутмес I представляет дочь избранным от всего Египта людям, перечисляет ее высокие качества и возлагает на голову царевны двойной венец Нижнего и Верхнего Египта. Отныне она - фараон тщательно скрывает свой пол. Во время церемонии она облекается в мужской наряд и даже прикрепляет искусственную бороду.

Рядом с "портиком рождения" находится часовня Анубиса с рельефными изображениями религиозного характера, отлично сохранившими свои цвета.

Стенные рельефы южного портика представляют огромный исторический интерес. Это - ряд сцен, иллюстрирующих морское плавание египетских судов в страну благовоний.

"Однажды в святая святых храма Амон-Ра в Карнаке раздался голос бога, приказывавшего исследовать пути, ведущие в Пуанит и предпринять экспедицию к берегам, где добывается ладан".

Особенно ценился в Египте, как приятный богам, запах благовонного дерева, растущего и по сие время исключительно в земле Сомалиев; никто из современных Египтян не бывал у этих берегов, и если слава о них еще жила в народе, (сто по рассказам дедов и прадедов. Согласно точному описание Амоном пути в эту волшебную страну, царица отправила туда пять прочно построенных кораблей, снабдив их надежным экипажем и нагрузив различными предметами для меновой торговли с дикарями Пуанита.

Рельефы дают наглядное описание устья Слоновой реки, куда пристали Египтяне после 2 1/2 лет плавания, внешнего вида местных негров, их костюма, домашней обстановки и т. д. Мореплаватели высадились на берег вблизи построенной на сваях деревни и разложили привезенные ими товары. В палатку к ним явился местный князек и, получив подарки, разрешил начать торговлю. Товары раскупались нарасхват, а сделки сопровождались пирами; уплата за каждую покупку происходила натурою в момент получения туземцами закупленных предметов. Когда запасы истощились, посланцы царицы Хатасу собрались в обратный путь. Они нагрузили суда самыми разнообразными продуктами Пуанита; тут находились, кроме дерева ладана с корнями и землею для посадки в садах Амона, слоновая кость, черное дерево, золото, мирра, обезьяны, шкуры леопардов, быки, гончие собаки, пантеры и, наконец, рабы. Царица назначила особое торжество по случаю благополучного исхода морской экспедиции; на встречу морякам выступила городская милиция Фив, царская флотилия сопровождала их до пристани в Карнак. Деревья были посажены на террасах храма Амон-Ра в Деир-Эль-Бахари, где и теперь можно указать места нахождения драгоценных растений. Амон получил в дар большую часть сокровищ, и небесный фимиам, не оскверненный прикосновением нечистых рук, клубами поднялся к подножию его трона".

Рядом с южным портиком сооружена часовня в честь богини Хатор, владычицы неба, источника радости и любви. Оба портика разрушены, но во внутренней части святилища, высеченной в скал, сохранились барельефы тончайшей работы с изображением царицы Хатасу, которая приносить жертву священной коров Хатор или, стоя на коленях, пьет прямо из вымени ее молоко, дарующее жизнь вечную.

Третья, верхняя, терраса окружена невысокою стеною, покрытою с внутренней стороны рядом цветных рельефов; к ней ведет монументальная дверь розового гранита, род пилона, через который вступали в гипостильный зал занимавший когда-то место по середине террасы; в глубине ее высечен, внутри отвесной скалы, обширный склеп с куполообразным потолком. Здесь кончается земной мир и начинается мир небесный, где все гласить о бессмертии. По стенам - изображения богов загробного царства, к сожалению, сильно пострадавшие от продолжительного хозяйничанья коптских монахов, устроивших в склепе христианскую церковь; его стенные украшения, впрочем, далеко не равного достоинства. Часть из них, исполненная при Птолемее Евергете II-м, стоит в художественном отношении несравненно ниже рельефов эпохи XVIII династии.

С обеих сторон террасы расположено по приделу; в одном из них совершались жертвоприношения Амон-Ра, и здесь еще возвышается под открытым небом широкий каменный жертвенник, на верх которого ведет лестница в 10 ступеней. Это один из редких в Египте случаев, что жертвенник устоял. на своем первоначальном месте. Другой придел предназначался для хранения приношений богам, о чем можно судить по фрескам, отчасти уцелевшим на стенах.
  

VI

   незапамятных времен, едва выйдя из мрака варварства, египетский народ уже верил в загробную жизнь; вера его, разумеется, была весьма примитивною и ограничивалась признанием в человеке двоякого рода телесной оболочки: кроме видимого, физического тела, подверженного разложению после смерти, продолжает жить другое тело, тоже физическое, которое египтяне называли КА, или двойник. Оно во всем соответствует, говорили они, телу смертному, рождается и живет вместе с человеком и по смерти его, выделяясь в нечто "лучистое", продолжает в загробном Mире тот же образ жизни, который оно вело на земле, т. е. господин остается господином, раб - рабом, воин - воином и т. д. Оно нуждается в пище и питье, одежде, слугах, принимает участие в любимых развлечениях трудится или отдыхает. КА живет в гробнице, в соседстве с трупом умершего и не может отлучаться от него на продолжительное время, особенно ночью, из опасения попасть во власть злых духов, скитавшихся по Египту. Последствием такого взгляда явился культ двойника и обильные приношения всякого рода, дабы поддержать существование его за гробом. В начале все необходимое для жизни КА доставлялось родственниками и друзьями почившего в его надгробную часовню; этот обычай, однако, будучи крайне обременительным для кармана, вышел постепенно из употребления. Яства, питье, одежда, рабы, различные домашние принадлежности и т. д. стали заменяться соответственными изображениями из камня, глины, дерева или металла, а впоследствии просто писаться на стенах часовен и гробниц. Благодаря заклинаниям и чарам, все эти предметы, по верованию египтян, приобретали свойства настоящих и, вечно возобновляясь тем же способом, не переставали обеспечивать КА беззаботное существование в загробном мире.

По той же причине трупы покойников бальзамировались, так как двойник не мог обойтись без своей земной оболочки и с уничтожением ее погибал безвозвратно. Вот почему египтяне столь тщательно оберегали свои мумии от осквернения и прятали их в различных тайниках. Особенные меры предосторожности принимались в отношении мумий фараонов - как воплощения божества на земле их клали не только вне официальных надгробных храмов, но часто даже не в приготовленных ими при жизни роскошных. тайных склепах, а где-нибудь в пустынном и неприступном месте, о котором и догадаться было бы нелегко. Благодаря этому обстоятельству почти все царские мумии XVIII и XIX династий сохранились неповрежденными до наших дней.

С течением времени представление о загробной жизни стало более духовным, особенно, среди высокообразованного класса жрецов; помимо КА было признано существование в человеке души, или БА, которая не находилась в зависимости от его земного тела; освобождаясь после смерти, она направлялась на запад, по течение солнца, в загробную страну, через узкий проход в Ливийских горах, вблизи Абидоса. Здесь БА приходилось пройти через ряд ужасов; доступ туда был оберегаем различными чудовищами, пропускавшими лишь те души, которые посредством магического ключа были в состоянии отпереть запертые двери в царство Озириса; с этой целью в изголовье мумий клался свиток папируса, заключавший необходимые заклинания.

В известный час, наконец, душа оказывалась в присутствии Озириса, перед судом которого ей надлежало немедленно же предстать и по делам своим получить воздаяние. CXXV глава "Книги Мертвых" таким образом описывает эту замечательную сцену; оба конца зала охраняются "владыками истины"; здесь покойник видит Озириса, окруженного судьями и направляется к ним, подняв руки в знак обожания. Перед входом он творит молитву:

"Радуйся всемогущий Господь справедливости! Я знаю Тебя, я знаю имена 42 богов, которые пожирают творивших зло, которые пьют их кровь в судный день. Вот я предстал пред Тобою, я приношу Тебе одну правду, устраняю ложь".

После краткого перечня грехов, Анубис вводит покойника в зал, где заседает Озирис под пурпуровым наметом между 4 гениями; перед ним помещаются весы, правильность которых поверяет Тот, божественный писец; кругом стоять 42 бога, пожирающие виновных. Тогда душа произносить отрицательную исповедь, т. е. перечисляет те 42 греха, в которых она неповинна и которые влекут за собою осуждение (из них многие вошли впоследствии в заповеди Моисея). "Я никому не делал зла, - говорит подсудимый, - я не говорил неправды, я не творил неугодного богам, я не оклеветал слугу перед господином, я не убивал и не посылал убивать, я не причинял страданий ближнему, я не прелюбодействовал, я не обмеривал и не обвешивал, я не крал "и т. д... Я чист".

Едва исповедь закончена, как усопший чувствует, что из груди у него вынуто сердце; он видит его в одной чашке весов, а в другой - статуэтку богини Истины. Невольный крик вырывается у него:

"О сердце, которое я получил от матери, сердце мое, когда я был в живых, не поднимайся, свидетельствуя против меня; не будь мне врагом перед божественным судьею; не весь в мое осу ждете перед стражем весов; не осуди меня перед богом Аменти".

В это время Тот успел свесить сердце и сообщить о результате судье. Если покойный оказался невиновным в смертных грехах, Озирис произносит: "Да победит усопший все препятствия на своем пути, да направится он, по своему выбору, в любую страну, где обитают духи и боги; его не отвергнуть стражи при дверях Запада!".

Из приведенной исповеди видно, какую роль играла совесть в деле осуждения или оправдания, так как участь покойника решалась его собственным сердцем. В случае, если статуэтка богини Истины перевешивала сердце, ему предстояло, смотря по тяжести грехов, или полное уничтожение, так называемая "вторая смерть", или же муки чистилища и затем новое воплощение на земле в виде искупления. Вечности мучений религия египтян никогда не допускала.

Все касающееся загробной жизни подробно описано в т. н. "Книге мертвых", клавшейся в гроб вместе с мумией. Известные части ее, по выбору, воспроизводились на стенах погребальных, часовен и склепов, особенно в царских апогеях. Смысл этой замечательной книги остается до сих пор неразгаданным. Содержание ее, подчас вовсе несообразное, или детски наивное, имеет несомненно тайный смысл; под различными символами и магическими словами здесь скрываются высокие истины бессмертия и перевоплощения, которые сообщались неофиту в таинственных подземельях храмов посвященными жрецами, и не были доступны толп.
  

VII

гипет, как известно, в течете летних и осенних месяцев затопляется Нилом, в следствии чего жители его во все времена хоронили умерших в горах, или в пустыне. Таким образом, они не только избегали наводнения кладбищ, но предупреждали опасность заразы, которая, в обратном случае, не замедлила бы появиться в период низкого стояния воды.

Земля для погребения в Фиванских горах принадлежала либо фараону, либо великому Амон-Ра и была приписана к его храму в Карнаке. Участки обходились дорого, а потому бедных жителей пышной столицы хоронили за городскими стенами в пустыне. Иногда фараоны, желая наградить верных слуг, дарили им склепы, уже вполне готовые, даже с расписанными внутри стенными изображениями, соответственно заслугам каждого. В следствии геологического состава горных пород и особенностей местного известняка, стены гробниц не могли быть покрыты рельефами; приходилось довольствоваться живописью поверх толстого слоя штукатурки. С этою целью в Фивах существовали при храмах специальные цехи: каменотесов, архитекторов, живописцев и т. д. Все гробницы сооружены по определенному плану и отличаются одна от другой только размерами. Фасадом для них служила гладкая поверхность горы с небольшою площадкою перед входом, довольно низким. За ним, - параллельно наружной стене, шла узкая, продолговатая комната, от середины ее коридор, перпендикулярный входной двери, вел к небольшой нише в стене для статуй богов. Этим заканчивалась, так сказать, внешняя часть усыпальницы, ее надгробная часовня; сюда, по определенным дням, собирались для молитвы родственники и друзья покойного и приносили ему поминальные дары. Мумия же из опасения кражи скрывалась глубоко под землю. Доступ к тайнику, где ее полагали, затруднялся всеми возможными способами, и вход туда тщательно маскировался. В тайник проникали через низкую, наклонную галерею, или же спускались в глубокий, сухой колодезь, отверстие которого скрывалось в одной из комнат, в самом неожиданном месте.

Город мертвых составлял существенную часть стовратых Фив. Высокая стена Ливийской цепи обозначала его западную границу; она была изрыта по всем направлениям склепами и коридорами, из которых один был отделен от другого простенками иногда лишь в несколько вершков толщины. Это было нечто вроде исполинского улья: повсюду виднелись черные отверстия ипогеев, - склоны горы, сверху до низу, были усеяны ими. Монахи-копты, поселившееся в них с конца V столетия по Р.Х. уничтожили тонкие простенки, чтобы удобнее было сообщаться друг с другом. Землетрясения глубокими трещинами избороздили поверхность Ливийских гор; тяжесть верхних пластов не переставала давить гробницы, и потолки в них, не выдержав, обвалились. Целые скалы обрушились в долину и снесли к подножию гор обломки сотен гробниц.

Почти все усыпальницы давно разграблены; археологам, впрочем, удается, от времени до времени, напасть на места погребения, частью нетронутая, частью же сохранившиеся стенную живопись. Большинство таковых находится среди арабского села Шейх-абд-эль-Курна. Здесь похоронены Фиванские князья, министры, государственные мужи и великие жрецы Амон-Ра времен XVIII династии.

Усыпальницы эти особенно интересны. Хотя по размерам своим и художественному исполнению украшений им далеко до царских, тем не менее сцены, изображенные на стенах ипогеев, дают более богатый материал для выяснения условий домашней жизни их хозяев. Цвета красок ничуть не поблекли, рисунок менее условен, нежели в гробницах фараонов; видно, что фрески до мелочей отражают действительность. Здесь, по крайней мере, не встречаешь целых зал с изображением на стенах фараонов XVIII и XIX династий перед тем или иным иератическим изваянием божества. Особенно хорошо сохранились превосходные фрески в усыпальницах князей Минна, Сенефера и Некта.

В первой из них, открытой два года тому назад, фрески писаны точно вчера, до того живо выделяются все цвета на белом фоне штукатурки. Вот сидит сам князь (всегда больших размеров, нежели окружающее), среди своей семьи; две дочери его смотрятся в зеркало. Прислуга ждет лишь приказания, чтобы исполнить малейшее желание хозяина. Заложенная колесница готова к выезду. Рядом - сцена сельскохозяйственных работ: пахота, сев, сенокос серпами; ряд жнецов убирает ячмень, за ними женщины подбирают упавшие колосья. Один рабочий сидит на камне и вынимает из подошвы занозу, у другого засорился глаз, а товарищ внимательно смотрит, что случилось? Невдалеке сидит еще рабочий; этот о чем-то задумался, облокотив голову на усталую руку.

Вот поймали вора, и тут же, на месте преступления, бьют его палкою; наказывающей, вероятно, действует чересчур усердно, и несчастному грозит смерть, или серьезное увечье, так как за него заступается один из слуг, умоляя прекратить истязание.

В коридоре, заканчивающемся, по обыкновенно, нишею, написаны с особенною живостью: прогулка хозяина в лодке с восемью гребцами; на палубе для него приготовлена постель, на которой лежит подушка; сцены удачной охоты, судя по множеству пойманных силками птиц. На дерево, между прочим, взбирается дикая кошка полакомиться яйцами из опустелых гнезд; рядом - рыбная ловля и много других подобных же сцен из частной жизни князя. Но выдающийся интерес в усыпальнице Минна представляет крайняя угловая картина, - суд Озириса. Князь изображен стоящим в полной достоинства позе. Подземный бог сидит на троне, а перед ним ибисообразный Тот заносит в книгу жизни покойного все дела его как добрые, так и худые. Между тем ястребоголовый Горус держит в руках весы; на одной тарелке лежит сердце князя Минна, а на другой статуэтка богини Истины.

В данном случай обе тарелки стоят на одном уровн; значить, князь Минна вел жизнь праведную и может занять место в ладье Амонъ-Ра.

В усыпальнице Накта, кроме сцен, подобных описанным, заслуживает внимание ряд картин, из гаремной жизни: женщины слушают слепого арфиста (зрячий в гарем не был бы допущен). Известная, по многочисленным воспроизведениям, группа танцовщиц, с лирами в руках, также находится в этой гробнице. Реалистическое изображение нагих женщин, и при том легкого поведения, может показаться неуместным в могильном склепе. Не следует, однако, забывать, что взгляды древних египтян на нравственность, особенно в отношении физическом, значительно разнились от наших. То, что мы считаем непристойным, или развратным, они находили естественным. В голову благочестивого сына долины Нила не приходила мысль, что для раздетой танцовщицы, исполняющей перед ним ряд номеров своего репертуара, не место в погребальной комнате, куда придут, со временем, его родные и друзья с целью жертвоприношения и молитвы. Ко всем актам обыденной жизни он относился просто, без задней мысли, и даже в храмах своих, наиболее священных, допускал изображение сцен, которые, по нашим понятиям, должны быть признаны безнравственными.
  

VIII

братный путь снова лежит среди роскошных ячменей; куда не оглянешься, те же гигантские развалины уныло возвышаются над Фиванскою равниною; вот Рамесеум - точно остов допотопного чудовища; вдали слабо очерчен воинственный силуэт надгробного храма Рамзеса III; колоссы Мемнона, точно живые, окидывают спокойным взором зеленеющую окрестность. В ярких лучах догорающего светила алеют вечные камни; длинные тени пали на изумруд полей, и отходящая ко сну земля струит тонкие фимиам к подножию престола лучезарного Амон-Ра.

В торжественный час вечера, созерцая бессмертные памятники давно минувших эпох, чище становишься сердцем, дух возвышается, время исчезает под наплывом великих воспоминаний. Мединет-Хабу-Рамесеум, Деир-ель-Бахари, немые свидетели величия и падения, рокового удела всякого творения рук человеческих - все в вас громадно, все выходит за пределы обыденного! Куда бы не занесла меня судьба скитальца, часто буду я мысленно возвращаться к вашему героическому прошлому, - некогда пышные мавзолеи отошедших в вечность владык таинственного Египта!