Ты был замечательным человеком: собрал в стенах Британского музея огромное количество египетских древностей. Ты был великий коллекционер перед господом, ты распахнул врата Египта - и для науки тоже. Золотое время, наступившее после тебя, могло стать и твоим временем. Но аллах призвал тебя.

Шампольону было уже 33 года, когда твои мускулы обрели покой. После него начался тот великий цирк, который ты словно предсказал, выступая в лондонском "Египетском зале".

Не могу простить тебе - если верить слухам, - что ты впал в грех, приказав выбить свое имя на троне Рамсеса II в Фивах. Если так, пусть аллах покарает тебя за это!"

* * *

Пляска вокруг золотого тельца началась!

"Мне очень не повезло, что я попал в Фивы сразу после Шампольона, поскольку там уже все скуплено!" Эту неутешительную весть о положении дел осенью 1829 г. дармштадский архитектор Фриц Макс Гессемер передал своему покровителю, дипломату и коллекционеру Георгу Августу Кестнеру (1777-1853), основавшему Немецкий археологический институт в Риме. "Я не нашел в Верхнем Египте ничего, кроме нескольких скарабеев", - жаловался Геосемер в другом письме. Неудивительно, так как попал он туда во время бума, вызванного открытием Шампольона. Что же сделал повсюду превозносимый Шампольон?

Гессемер - Кестнеру: "Ученость Шампольона я всячески почитаю, однако должен сказать, что как человек он выказывает такой характер, какой может весьма сильно повредить ему в глазах людей! Найденная Бельцони гробница в Фивах была одной из лучших; по крайней мере она полностью сохранилась и нигде не была повреждена.

Теперь же, из-за Щампольона, лучшие вещи в ней уничтожены. Прекрасные, в натуральную величину росписи лежат, разбитые, на земле. Чтобы вырезать одно изображение, решили пожертвовать двумя другими. Но разрезать камень оказалось невозможным, и все было испорчено.

Из-за тщеславного намерения перевезти эти удивительные работы в Париж они теперь навсегда уничтожены. Однако неудачного опыта оказалось недостаточно; тот, кто видел эту гробницу прежде, не может теперь узнать ее.

Я был до крайности возмущен, когда увидел такое святотатство".

Побуждаемый министерством иностранных дел генеральный консул Генри Солт начиная с 1816 г. применяет в деле приобретения памятников искусства как законные, так и незаконные средства. Английские агенты охотились за древностями, а заодно выслеживали французских и немецких агентов. В Лондоне в 1845 г. был снесен так называемый дом Монтегю; его заменило новое здание музея. Теперь нашлось куда складывать сокровища.

Обстоятельства создают не только воров, но и различного рода торговцев произведениями искусства. Жан-Жак Рифо (1786-1845), например, собирался совершить кратковременную поездку из Марселя на Нил, однако надолго задержался в стране, где сделки, подобно фокусам, давали возможность мгновенно обращать древние камни в чистое золото. Рифо, в жилах которого текла кровь рыцаря-разбойника, принялся за дело, снабжая как частные коллекции, так и королевские собрания древностей всем, чем угодно. Марселец с темным прошлым добывал и сбывал подлинный антиквариат, а также всякую хорошо сработанную вещь. Он был одним из тех, кто ставил силки в каирских джунглях. Тут проворные левантийцы из портовых городов восточного Средиземноморья наступали на пятки флегматичным шведам, хитроумные французы безбожно надували состоятельных голландцев, внешне холодные, горячие по натуре англичане наперебой обыгрывали хватких немцев. Способ и манера действия менялись в зависимости от обстоятельств в этом сплетении наций. Египетские торговцы, обмениваясь хриплыми возгласами "ссай-да!" ("добрый день!"), тут же вытаскивали из глубоких карманов галабеи раздобытые ими древности. С веком торговли на берега Нила пришли тяжкие времена и грубые нравы, каких никогда прежде не знали. Те, кто внимательно следят за своей внешностью и демонстрируют принадлежность к кругу преуспевающих, не стыдясь, дружески пожимают грязные руки гробокопателей и курят с ними наргиле, чтобы в конце концов еще глубже затянуть в свои сети простодушных.

Джованни д' Атанази (1780-1857) был потомком армейских поставщиков из Армении. Верность семейным традициям быстро принесла ему процветание и большой торговый оборот. Ли Сотби в 1837 г. выставил на продажу на лондонском аукционе более 900 вещей, добытых д' Атанази. Египетские "трофеи" д' Атанази извлекали из крепко сколоченных ящиков в Амстердаме и Стокгольме. А поставщик делал маникюр и тонким пером вписывал в тетрадочку круглые, радовавшие его душу суммы прибыли.

Элегантные, с изысканными манерами дипломаты смешивались с фалангой торговцев, глядя сквозь пальцы на то, чего не следовало видеть, но улавливая цепким взглядом выгодную сделку. Так, Джузеппе ди Ниццоли (ум. в 1828 г.), итальянский дипломат, служащий австрийского консульства в Каире, усердно пересылал множество приобретенных в Египте вещей в Венское императорское собрание монет и древностей, помещение которого едва смогло вместить плоды его "дипломатических успехов". Их разместили в доме Гарраха, что по Иоганнову переулку. Tu felix Austria... А вот Джузеппе Пассалакве (1797-1865), дипломату высокого класса, повезло меньше: задумав сбыть свою богатую коллекцию, он встретил некоторые затруднения. Он потребовал от французского правительства 400 000 франков. Не то чтобы государственная казна не располагала такой суммой, но благодаря приобретениям Шампольона Лувр был уже переполнен. Весьма разочарованный, Пассалаква встретил однажды путешествующего Александра фон Гумбольдта, который, бросив на сокровища взгляд знатока, принялся за дело. Используя свои связи при дворе прусского короля Фридриха Вильгельма IV, он раздобыл для совершенно удрученного Пассалаквы 100 000 франков. Чтобы смягчить для попавшегося на удочку дипломата удар - такое понижение цены, - его пригласили в Берлин на должность куратора музея.

  
  
"Наш хедив - человек, что вредить способен век!"

Если бы ученые XIX в. относились бы к невзгодам с юмором, они непременно выкрикивали бы этот стишок где-нибудь среди ночных каирских проулков. Но столь веселы были тогда лишь сами египтяне. Дела плохи? Иншаллах! Так угодно аллаху! Завтра все может для нас обернуться к лучшему! Их не беспокоило, что страна теряет свои главные сокровища.

А чужестранцы? Разве на них не была возложена моральная обязанность сохранить египетскую культуру? Разве еще в 1356 г. султан Хасан не ограбил пирамиду Хеопса, использовав полированные известняковые плиты ее покрытия при строительстве новой мечети? И не сам ли хедив приказал часть из них взять для строительства фабрики, производящей селитру? Разве не легли плиты гермонтского храма Монта в стены сахарного завода? Феллахи из крепких досок саркофагов сооружали мостки через канавы на полях; кузнецы превращали в наковальни драгоценные капители колонн храмов. И неужели вице-королю Мухаммеду-Али не хватало каменоломен, откуда он мог бы взять материал для своих царских построек?

Разумеется, шейхи управленческого аппарата хедива получили повеление следить за экспортом древностей, но они были бессильны исполнить его. Мумии, например, рассматривались как трупы неверных, и поэтому их можно было вывозить за пределы страны. Согласно же введенному хедивом в 1835 г. шаткому закону все, что было приобретено ранее, разрешалось экспортировать. В Александрии скопилось огромное количество египетских древностей, и странным образом они не убывали, хотя ежедневно корабли с грузами покидали порт. Бакшиш обращал людей в слепцов. А так как хедив не отказывал себе в удовольствии делать дипломатические подношения из фонда предметов древней культуры, все скоро стало на свои места. Бенакиба - все это уже было. Иншаллах!

Во времена потрясений всегда являются мнимые апостолы. Это худшее из зол. Один из них, герцог Нортумберлендский, барон Алджернон Перси (1792-1865), протестовал против опустошения египетских некрополей... однако приобрел более 200 старинных вещей для своей родины, французский консул в Александрии Жан Франсуа Мимо (1774-1837) не уступал своему английскому коллеге. Он самым резким образом осудил расхищение драгоценных памятников культуры, а у себя хранил 588 предметов древнего искусства!

Если достопочтенный Эмиль Присс д' Авенн ради приобретения нескольких памятников намеревался когда-то взорвать Карнакский храм с помощью порохового заряда, то теперь взрывали египетскую культуру и тлеющие фитили держали в руках искатели счастья, спекулянты от искусства и ученые, обуреваемые мыслью о прогрессе.

18 сентября 1842 г. Карл Рихард Лепсиус (1810-1884) прибыл в Александрию вместе с прусской научной экспедицией, Фридрих Вильгельм IV поддержал значительной суммой "путешествие к обломкам египетской и коптской культур". Лепсиус отмечает: "Мы путешествовали под мощным и во всех отношениях действенным покровительством вице-короля. Мы получили неограниченное право на любые раскопки там, где сочтем их желательными, и использовали их для того, чтобы приобрести некоторое количество интересных памятников для Королевского музея в Берлине".

Число "интересных памятников", добытых для этого музея в Египте, Нубии и на Синайском полуострове, оказалось не столь малым. Что произошло далее? В порыве щедрости вице-король шлет все это собрание своему великому "коллеге" в Берлин как дар Востока. Когда в 1845 г. Лепсиус возвращался из Каира на родину, специально присланные из Берлина рабочие упаковали в крепко сколоченные ящики 15 000 предметов. Предусмотрительность - закон для исследователей древности, а на прусских ремесленников можно было положиться.

"Ого, да тут что-то лежит", - сказал себе в 1899 г. английский собиратель бабочек, ковылявший с сачком и ботанизиркой за каким-то мотыльком по берегу Нила близ нубийской Семны. Странно, этого человека совершенно не интересовали древности, иначе он внимательно осмотрел бы занесенный песком предмет. Тем не менее он поставил в известность полицию, и ящик отправили в Каир. Что же обнаружили в нем? Верхнюю часть памятника победы фараона Сенусерта III! 54 года тому назад Лепсиус нашел его в древней крепости Семны и забыл забрать с собой. 54 года ящик пролежал в безвестности на берегу Нила. Когда Адольф Эрман (1854-1937). директор Египетского музея древностей в Берлине смог, к счастью, получить этот ящик, в Египте настали куда худшие времена.

Подарки, прибывающие с берегов Нила, всегда считались ценными. Но почитаемыми ли? Не знаю. В стране, где на бакшиш смотрели благосклонно, подарки никогда не были предметом обсуждения. Просвещенный Запад превратил Египет в арену деятельности заправил черного рынка, скромных воров сделал настоящими гангстерами. И все это в золотом XIX в.

"Мне больно смотреть на только что выкопанную черную мумию, брошенную у входа в какую-нибудь скальную гробницу, среди наполовину разворошенных пелен и с перекрученной шеей. Сердце мое замерло. Я наглядно убедился, как шаги нашей современной цивилизации бесцеремонно потревожили покой мертвого тела, и все это ради того, чтобы раздобыть хотя бы голову мумии для какого-нибудь провинциального музея..." - писал некий Людвиг Мертенс, путешествовавший по стране пирамид с 30 января по 7 марта 1891 г.

Кто хотел получить египетские древности, должен был красть.