Глава восьмая - Лунная ночь в Карнаке

I

олный месяц горит над Луксором. Ночь тихая, теплая, ночь благоуханная окутала прозрачною дымкою рощи и нивы, пески пустыни и царственную реку. Нагретая за день земля все еще дышат теплым дыханием бессмертного Амон-Ра. В такую ночь не уснуть. Ароматы неведомых цветов мутят голову, воображение работает, кровь сильнее приливает к сердцу, и кажется, будто древняя земля фараонов, пробудившись от тысячелетнего сна, вот-вот раскроет перед вами свои потаенные сокровища, вновь явит ей одной ведомые чудеса!

Едем в Карнак, - там ждет нас величественное святилище Амона, и дух его, как в незапамятные времена, быть может, парит в эту дивную ночь над хрустальными водами священного озера. Наша коляска, запряженная парою сирийских жеребцов, с кучером-негром на козлах, быстро катит по широкому шоссе. Силуэты пальм и акаций проносятся мимо в серебристой пыли. Все кругом окрашено в беловатый, бледно-голубой и лиловый цвета, все предметы кажутся больше, ближе, таинственнее. Свежестью веет с полей, где поспевающая пшеница начинает колоситься уже во второй раз. Вот под сенью пальм мелькают ряды гигантских баранов; в лунном сиянии лоснятся их каменные спины. Какой мощи полна их иератическая поза! Один за другим показались оба пилона гранитного храма Хонсу, покрытые тонкими рельефами. За крутым поворотом, словно из земли, выросли огромная стена храма Амона и еще более огромный пилон его.

Внутри просторного двора все залито лунным светом, который, точно серебряный поток, струится между камней и развалин; трепетные тени, то густые, то прозрачные бегут по всем направлениям. Колоссы Рамзеса III, - не ведающие усталости часовые, - грозно стоят на страже у входа в его святилище! Квадратный дворик, с колоннадою и мумиеобразными Озирисами исполинских размеров, кажется совершенно новым, так скрашивает волшебное освещение все изъяны, почти возвращает первоначальную прелесть искалеченным изваяниям. В глубине "святая святых" - могильный мрак, не смотря на блестящие пятна, которые ложатся то здесь, то там; это слезы Силены просочились сквозь трещины потолка и каплями падают на каменные плиты пола, медленно катятся вдоль покрытых иероглифами стен...

Гипостильный зал, с его лесом гигантов-колонн, испещрен черными и белыми полосами. Лик полной луны приветливо глядит сквозь отверстия верхнего ряда окон; в этом преддверии сокровеннейшей части храма, где все полно великих тайн мироздания, душа проникается сознанием, что жизнь и смерть человека следуют одна за другой в ряд бесконечных воплощений, подобно этим чередующимся полосам света и тени.

За гипостилем начинается ряд ярко освещенных, открытых галерей - и среди них знаменитые обелиски царицы Хатасу и Тутмеса. Полированная поверхность гранита, как сталь, отливает голубым сиянием; кругом желтеют развалины, и длинный ряд мумиеобразных Озирисов строго глядит с высоты на робкого путника. Обширный храм Аменготепа III-го, представляющий из себя груды развалин, кажется морем камней, из бездны которого уныло глядят остовы погребенных судов. Далее идут таинственные закоулки, темные часовни, куда нет доступа лунному свету. Из под колоннады Тутмеса III-го развалины всего храма имеют вид волшебной декорации, чего-то искусственно-сложенного для услады взоров и умиления души.

Глубоко в лощине сотнями огоньков искрится поверхность священного озера, где, по преданно, впервые прозвучал голос Амона. "О владыка небесных сфер, начало всякой жизни, обитающий во мраке. Ты, тяготеющий над самим собою тайною, которую носишь в себе, поведай нам эту великую тайну бытия". Но все молчит кругом. Видно, не даром служители Амон-Ра ревниво оберегали сокровища своей глубокой мудрости; лишь после продолжительного строгого искуса и тяжелых испытаний приподнимали они, мало помалу, завесу с лучезарного лика Творца Вселенной перед жаждавшим истины и познание неофитом.