ЗИГМУНД ФРЕЙД

ВТОРАЯ ЛЕКЦИЯ ОШИБОЧНЫЕ ДЕЙСТВИЯ

     Уважаемые   дамы  и  господа!  Мы  начнем   не  с  предположений,  а  с исследования. Его  объектом  будут весьма известные,  часто встречающиеся  и мало привлекавшие к себе  внимание явления, которые, не имея ничего общего с болезнью,  наблюдаются у  любого  здорового  человека.  Это  так  называемые ошибочные действия  1 Изучение  ошибочных   действий  являлось  одной  из   главных   тем психологических  исследований  Фрейда.  Этой  теме специально посвящена  его работа "Психопатология обыденной жизни" (1901). (Fehlleistungen)  человека: оговорки (Versprechen) - когда,  желая  что-либо  сказать,  кто-то вместо  одного  слова  употребляет другое; описки  - когда то же самое происходит при письме,  что может  быть замечено или остаться незамеченным; очитки (Verlesen) - когда читают не то, что напечатано или написано; ослышки (Verhцren) - когда человек  слышит не то, что ему говорят, нарушения слуха по органическим причинам сюда, конечно, не   относятся.  В  основе  другой  группы  таких  явлений  лежит  забывание (Vergessen),  но  не  длительное,  а  временное,   когда  человек  не  может вспомнить, например, имени (Name), которое он наверняка знает и обычно затем вспоминает,  или  забывает  выполнить  намерение (Vorsatz), о котором позднее вспоминает, а забывает лишь на определенный момент. В третьей группе явлений этот временной аспект отсутствует,   как,   например,   при запрятывании (Verlegen), когда какой-либо предмет  куда-то  убираешь, так  что  не  можешь  его  больше  найти,  или  при  совершенно  аналогичном

затеривании (Verlieren).  Здесь  перед  нами  забывание,  к  которому относишься  иначе,  чем к забыванию другого рода; оно вызывает удивление или досаду, вместо того чтобы мы считали его  естественным.  Сюда  же  относятся определенные  ошибки-заблуждения  (Irrtьmer),* Слово  "Irrtum" переводится буквально как  "ошибка", "заблуждение". В настоящем  издании  оно  в  зависимости от контекста  переводится  либо  как "ошибка", либо как "ошибка-заблуждение". -- Прим. ред. перевода. которые  также  имеют временной аспект, когда на какое-то время веришь чему-то, о чем до  и  после знаешь,  что  это  не  соответствует  действительности, и целый ряд подобных явлений, имеющих различные названия.

     Внутреннее  сходство  всех этих случаев выражается приставкой "о-"  или "за-"  (Ver-)  в  их  названиях.  Почти  все  они  весьма  несущественны,  в большинстве своем скоропреходящи и не  играют важной роли в жизни  человека. Только  изредка   какой-нибудь  из  них,  например  затеривание   предметов, приобретает  известную практическую значимость.  Именно  поэтому  на  них не обращают особого внимания, вызывают они лишь слабые эмоции и т. д.

     Именно к этим  явлениям я и  хочу привлечь теперь  ваше внимание. Но вы недовольно возразите мне: "В мире, как и в душевной жизни, более частной его области,  есть  столько  великих тайн, в области психических расстройств так много удивительного, которое нуждается в объяснении  и заслуживает его, что, право, жаль тратить время на такие мелочи. Если бы вы могли объяснить нам, каким  образом  человек с  хорошим  зрением  и  слухом среди бела  дня может увидеть и услышать то, чего нет, а другой вдруг считает, что  его преследуют именно  те, кого он  до сих  пор  больше  всех  любил,  или самым остроумным образом защищает химеры,  которые любому ребенку  покажутся бессмыслицей, мы еще как-нибудь  признали  бы  психоанализ.  Но  если он  предлагает нам лишь разбираться в  том,  почему  оратор  вместо одного  слова говорит другое или почему  домохозяйка куда-то запрятала  свои  ключи,  да  и в других подобных пустяках, то мы сумеем найти лучшее применение своему времени  и интересам". Я бы вам ответил: "Терпение, уважаемые дамы и  господа!" Я считаю, что  ваша критика  бьет  мимо цели. Действительно, психоанализ  не может  похвастаться тем,  что  никогда  не  занимался  мелочами.  Напротив,  материалом  для его наблюдений как раз и служат те  незаметные  явления, которые в других науках отвергаются как недостойные внимания, считаются, так сказать, отбросами мира явлений. Но не  подменяете ли  вы  в  вашей  критике значимость  проблем  их внешней яркостью? Разве нет весьма существенных  явлений, которые  могут при определенных  обстоятельствах  и  в  определенное время выдать  себя  самыми незначительными признаками? Я с легкостью могу привести много примеров таких ситуаций.  По каким  ничтожным  признакам  вы,  сидящие  здесь молодые люди, замечаете, что завоевали  благосклонность  дамы?  Разве для  этого  вы ждете объяснений  в любви,  пылких объятий,  а недостаточно  ли вам едва заметного взгляда, беглого движения, чуть затянувшегося рукопожатия? И если вы, будучи криминалистом, участвуете в расследовании убийства, разве рассчитываете вы в самом деле. что убийца оставил вам  на месте преступления свою фотографию с  адресом,  и не вынуждены ли вы довольствоваться  более  слабыми  и  не  столь  явными  следами  присутствия личности,  которую  ищете?  Так что  не  будем  недооценивать незначительные признаки,  может быть, они наведут нас на след чего-нибудь более важного.  А впрочем,  я, как и вы, полагаю,  что великие проблемы  мира  и  науки должны интересовать нас прежде  всего. Но  обычно  очень  мало  пользы от того, что кто-то во всеуслышание заявил о намерении сразу же приступить к исследованию той  или  иной великой проблемы.  Часто  в  таких  случаях не знают,  с чего начать. В  научной работе перспективнее обратиться к изучению того, что тебя окружает и  что более доступно для исследования. Если  это делать достаточно основательно, непредвзято и  терпеливо, то, если посчастливится, даже  такая весьма  непритязательная  работа  может  открыть  путь  к  изучению  великих проблем, поскольку  как все  связано со всем,  так  и  малое  соединяется  с великим.

     Вот так бы я рассуждал, чтобы пробудить ваш интерес к анализу кажущихся такими ничтожными ошибочных  действий здоровых  людей. А теперь  поговорим с кем-нибудь,  кто  совсем  не  знаком  с  психоанализом,  и  спросим, как  он объясняет происхождение этих явлений.

     Прежде всего  он,  видимо, ответит:  "О, это не заслуживает  каких-либо объяснений; это просто маленькие случайности". Что же он хочет этим сказать? Выходит, существуют настолько  ничтожные события, выпадающие из цепи мировых событий, которые с таким же успехом могут как произойти, так и не произойти? Если   кто-то   нарушит,   таким   образом,   естественный   детерминизм   в одном-единственном месте, то рухнет все научное мировоззрение. Тогда можно поставить   ему   в   упрек,   что   религиозное   мировоззрение   куда последовательнее, когда настойчиво заверяет, что ни один  волос не упадет  с головы без божьей воли [букв.: ни один воробей не упадет с крыши  без божьей воли]. Думаю, что наш друг не будет делать выводы из своего первого  ответа, он внесет поправку и скажет,  что если эти явления изучать, то, естественно, найдутся  и  для  них   объяснения.  Они   могут  быть  вызваны   небольшими отклонениями   функций,   неточностями   в   психической   деятельности  при определенных  условиях.  Человек,  который обычно говорит  правильно,  может оговориться: 1) если ему нездоровится и  он устал; 2) если он взволнован; 3) если он слишком занят другими вещами.  Эти предположения легко  подтвердить. Действительно,  оговорки встречаются  особенно  часто,  когда человек устал, если у него болит  голова или  начинается мигрень. В этих же условиях  легко происходит  забывание имен  собственных. Для некоторых  лиц  такое забывание имен собственных является признаком приближающейся мигрени. В волнении также часто путаешь слова; захватываешь "по  ошибке" не те  предметы, забываешь  о намерениях,  да  и  производишь  массу  других  непредвиденных  действий  по рассеянности,  т.  е.  если  внимание  сконцентрировано  на  чем-то  другом. Известным примером такой рассеянности может служить профессор  из  Fliegende Bltter, который забывает зонт и надевает  чужую  шляпу, потому что думает о проблемах  своей  будущей  книги.  По  собственному  опыту  все мы  знаем  о намерениях и  обещаниях, забытых  из-за  того,  что  нас  слишком  захватило какое-то другое переживание.

     Это так понятно, что, по-видимому, не может вызвать возражений. Правда, может  быть,  и  не  так  интересно, как  мы  ожидали. Посмотрим же  на  эти ошибочные  действия  повнимательнее.  Условия,  которые,  по  предположению, необходимы для возникновения  этих  феноменов,  различны.   Недомогание  и  нарушение  кровообращения являются  физиологическими  причинами   нарушений  нормальной  деятельности; волнение,  усталость,  рассеянность --  причины  другого  характера, которые можно назвать психофизиологическими. Теоретически их легко можно  объяснить. При усталости, как и при  рассеянности  и даже  при общем волнении, внимание распределяется таким образом, что для соответствующего действия его остается слишком мало. Тогда это действие выполняется неправильно или неточно. Легкое недомогание и изменения притока крови к головному мозгу могут  вызвать такой же эффект, т. е. повлиять на распределение внимания. Таким образом,  во всех случаях дело  сводится  к результатам расстройства внимания органической или психической этиологии.

     Из всего этого  для психоанализа как будто немного можно извлечь. У нас может  опять  возникнуть  искушение  оставить  эту тему.  Но  при  ближайшем рассмотрении  оказывается,  что  не  все  ошибочные действия можно объяснить данной теорией внимания или, во всяком случае, они объясняются не только ею. Опыт показывает, что ошибочные  действия и  забывание  проявляются и  у лиц, которые не устали,  не рассеяны и не взволнованы, разве что им  припишут это волнение  после  сделанного  ошибочного   действия,  но  сами  они   его  не испытывали.  Да  и  вряд ли  можно  свести  все к  простому  объяснению, что усиление внимания обеспечивает правильность действия, ослабление же нарушает его выполнение. Существует большое количество действий, чисто автоматических и  требующих минимального внимания,  которые выполняются при  этом абсолютно уверенно.  На прогулке часто не думаешь, куда идешь, однако не  сбиваешься с пути и приходишь, куда хотел.  Во  всяком случае, обычно бывает так. Хороший пианист  не думает  о том, какие  клавиши ему нажимать.  Он, конечно,  может ошибиться, но если бы  автоматическая  игра способствовала  увеличению числа ошибок,  то  именно  виртуозы,   игра  которых  совершенно  автоматизирована благодаря  упражнениям, ошибались бы чаще всех. Мы видим  как раз  обратное: многие  действия совершаются  особенно уверенно, если  на  них  не  обращать внимания, а ошибочное действие  возникает именно  тогда,  когда правильности его  выполнения придается особое значение  и  отвлечение  внимания  никак не предполагается. Можно  отнести это на счет "волнения", но непонятно,  почему оно не усиливает внимания к тому, что  так хочется выполнить. Когда в важной речи  или в разговоре  из-за оговорки высказываешь противоположное тому, что хотел сказать, вряд ли это  можно объяснить психофизиологической теорией или теорией внимания1 Проблема  автоматизации действий  выступила в психологии  в  связи  с изучением  навыков,   т.   е.   системы  движений,  реализуемых  без  прямой сознательно-волевой  регуляции.  Положение  о  том,  что многие  психические функции осуществляются точнее, когда на них не направлено внимание, является в психологии общепринятым. Примеры того, как внимание мешает автоматическому процессу, который играет определенную роль  в понимании острот, содержатся в книге Фрейда "Остроумие и его отношение к бессознательному" (1905).

     В ошибочных действиях есть также много незначительных побочных явлений, которые  не  поняты  и не  объяснены  до  сих  пор  существующими  теориями. Например,  когда  на время забудется слово,  то чувствуешь досаду, хочешь во что бы то ни стало вспомнить  его  и никак  не  можешь  отделаться от  этого желания.  Почему  же  рассердившемуся  не  удается,  как  он  ни  старается, направить  внимание  на  слово,  которое, как  он утверждает,  "вертится  на языке", но это слово тут  же вспоминается,  если его  скажет кто-то другой? Или бывают случаи,  когда ошибочные  действия  множатся, переплетаются друг  с  другом, заменяют друг друга. В первый раз забываешь о свидании, другой раз с твердым намерением  не забыть о нем оказывается, что перепутал  час. Хочешь окольным путем вспомнить забытое слово, в результате забываешь второе, которое должно было   помочь   вспомнить  первое.  Стараешься   припомнить  теперь  второе, ускользает третье и  т. д.  То же самое происходит и  с  опечатками, которые следует понимать как ошибочные действия наборщика. Говорят, такая устойчивая опечатка пробралась как-то в одну социал-демократическую газету. В сообщении об одном известном торжестве можно было  прочесть: "Среди присутствующих был его  величество   корнпринц".  На  следующий  день  появилось  опровержение: "Конечно,  следует читать  кнорпринц".  В  таких  случаях любят  говорить  о нечистой силе, злом духе наборного ящика и тому подобных вещах, выходящих за рамки психофизиологической теории опечатки.

     Я  не  знаю,  известно  ли вам, что оговорку  можно спровоцировать, так сказать,  вызвать внушением. По этому  поводу  рассказывают анекдот:  как-то новичку поручили важную  роль  на  сцене;  в Орлеанской  деве он  должен был доложить королю, что  коннетабль  отсылает свой меч (der  Connetable schickt sein Schwert  zurьck). Игравший главную  роль подшутил над робким новичком и во  время  репетиции  несколько  раз  подсказал  ему  вместо  нужных   слов: комфортабль отсылает свою лошадь (der Komfortabel schickt sein Pferd zurьck) и добился своего. На представлении несчастный  дебютант оговорился, хотя его предупреждали об этом, а может быть, именно потому так и случилось.

     Все  эти  маленькие  особенности  ошибочных  действий нельзя  объяснить только теорией отвлечения внимания.  Но  это еще  не  значит,  что  эта  теория  неправильна. Ей, пожалуй, чего-то не хватает, какого-то дополнительного утверждения для того, чтобы она полностью нас удовлетворяла. Но некоторые ошибочные действия можно рассмотреть также и с другой стороны.

     Начнем с оговорки, она больше всего подходит нам из ошибочных действий. Хотя с таким же  успехом  мы  могли бы  выбрать описку  или очитку. Сразу же следует сказать, что до сих пор мы спрашивали только о том, когда, при каких условиях происходит оговорка, и только на этот  вопрос мы  и получали ответ. Но можно  также заинтересоваться другим и  попытаться узнать: почему человек оговорился  именно так, а не  иначе;  следует обратить внимание  на  то, что происходит  при оговорке. Вы  понимаете,  что  пока  мы не  ответим  на этот вопрос,  пока  мы  не объясним  результат  оговорки с  психологической точки зрения, это явление останется случайностью,  хотя физиологическое объяснение ему и можно будет найти. Если мне случится оговориться, я могу это сделать в бесконечно  многих  вариантах,  вместо  нужного  слова можно сказать  тысячу других,  нужное  слово  может  получить  бесчисленное  множество  искажений. Существует ли что-то, что заставляет меня из всех возможных оговорок сделать именно  такую, или это случайность,  произвол и  тогда, может быть,  на этот вопрос нельзя ответить ничего разумного?

     Два автора,  Мерингер и  Майер (один - филолог,  другой - психиатр), попытались в 1895  г. именно с этой стороны  подойти к вопросу об оговорках. Они собрали много примеров  и просто описали их.  Это,  конечно, еще не дает никакого  объяснения оговоркам,  но  позволяет  найти  путь к  нему.  Авторы различают следующие искажения, возникающие из-за оговорок: перемещения   (Vertauschungen),  предвосхищения   (Vorklдnge),  отзвуки (Nachklдnge),     смешения,    или    контаминации    (Vermengungen,    oder Kontaminationen),   и   замещения,   или   субституции   (Ersetzungen,  oder Substitutionen).  Я  приведу вам  примеры,  предложенные авторами  для  этих основных групп.  Случай перемещения: Die Milo von Venus вместо die Venus von Milo [перемещение в последовательности слов -- Милое из Венеры вместо Венеры из Милоса]: предвосхищение: Es war mir auf  der Schivest.  auf der Brust  so schwer [Мне было на душе  (доел.:  в груди)  так  тяжело,  но вначале вместо слова  "Brust"  -- грудь  --  была  сделана  оговорка "Schwest",  в  которой отразилось предвосхищаемое слово "schwer" -- тяжело]. Примером отзвука может служить неудачный тост:  Ich  fordere  Sie auf, auf das Wohl  unseres  Chefs aufzustoЯen  [Предлагаю Вам  выпить  (досл.: чокнуться)  за здоровье  нашего шефа; но вместо anstoЯen -- чокнуться -- сказано: auf stoЯen  - отрыгнуть]. Эти  три  вида оговорок  довольно редки.  Чаще  встречаются  оговорки  из-за стяжения или смешения, например, когда молодой человек заговаривает с дамой: Wenn Sie gestatten mein Frдulein, mцchte  ich Sie gerne begleit-digen  [Если Вы разрешите, барышня, я Вас провожу; но в слово "begleiten" - проводить - вставлены еще три буквы "dig"]. В  слове begleit-digen кроется,  кроме слова begleiten [проводить], очевидно, еще слово beleidigen  [оскорбить]. (Молодой человек, видимо,  не  имел  большого  успеха  у дамы.)  На  замещение авторы приводят  пример:   Ich  gebe  die  Prдparate  in  den  Briefkasten  anstatt Brutkasten [Я ставлю препараты в почтовый ящик вместо термостата].

     Объяснение, которое  оба  автора пытаются вывести  из  своего  собрания примеров, совершенно недостаточно. Они считают, что звуки  и  слоги в  слове имеют различную значимость и  иннервация более  значимого элемента влияет на иннервацию менее  значимого.  При  этом  авторы  ссылаются  на редкие случаи предвосхищения и  отзвука; в случаях же  оговорок другого типа эти  звуковые предпочтения, если они вообще существуют, не играют никакой роли. Чаще всего при  оговорке  употребляют  похожее  по  звучанию слово,  этим  сходством  и объясняют оговорку. Например, в своей вступительной речи профессор заявляет: Ich  bin nicht geneigt  (geeignet), die  Verdienste meines sehr  geschдtzten Vorgдngers zu wьrdigen  [Я не  склонен (вместо неспособен)  оценить  заслуги своего уважаемого предшественника].  Или  другой  профессор: Beim weiblichen Genitale  hat man trotz vieler  Versuchungen.  Pardon: Versuche. [В  женских гениталиях, несмотря на много искушений, простите, попыток.].

     Но самой обычной и в то же время самой поразительной оговоркой является та, когда произносится как раз противоположное тому, что  собирался сказать. При этом соотношение звуков и влияние  сходства, конечно, не имеют значения, а замену можно объяснить тем, что противоположности имеют понятийное родство и  в  психологической   ассоциации  особенно  сближаются.   Можно  привести исторические примеры такого  рода:  президент нашей палаты депутатов  открыл как-то   заседание   следующими   словами:   "Господа,   я   признаю   число присутствующих   достаточным   и  объявляю  заседание   закрытым".   Так  же предательски,  как  соотношение противоположностей,  могут  подвести  другие привычные  ассоциации,  которые  иногда  возникают  совсем   некстати.  Так, например,  рассказывают,   что  на  торжественном  бракосочетании  детей  Г. Гельмгольца и знаменитого  изобретателя и крупного промышленника В.  Сименса известный физиолог Дюбуа-Реймон произнес приветственную речь. 1 Гельмгольц Г. (1821-1894)  - выдающийся немецкий естествоиспытатель. Обосновал  закон  сохранения  и  превращения  энергии.  Один  из  создателей современной психофизиологии.

     Дюбуа-Реймон  Д. (1818-1896) - немецкий  физиолог.  Автор классических работ по электрофизиологии.

     Гельмгольц и Дюбуа-Реймон  являлись лидерами немецкой физико-химической школы в физиологии, идеи которой оказали большое влияние на молодого Фрейда. Он  закончил  свой  вполне блестящий  тост  словами:  "Итак, да здравствует новая фирма  Сименс и Галске".  Это было,  естественно, название старой фирмы. Сочетание этих двух имен так же обычно для жителя Берлина, как "Ридель и Бойтель" для жителя Вены.

     Таким образом, мы должны к соотношению звуков и сходству слов прибавить влияние  словесных ассоциаций. Но и этого  еще  недостаточно.  В целом  ряде случаев оговорку едва  ли можно объяснить без учета того, что было сказано в предшествующем  предложении  или же что  предполагалось сказать. Итак, можно считать, что это опять случай  отзвука,  как  по Мерингеру, но  только более отдаленно  связанный  по смыслу.  Должен  признаться,  что  после всех  этих объяснений  может  сложиться впечатление, что мы  теперь еще более далеки от понимания оговорок, чем когда-либо!

     Но  надеюсь,  что  не  ошибусь, высказав  предположение, что  во  время проведенного исследования у всех у нас возникло иное впечатление от примеров оговорок,  которое стоило  бы проанализировать. Мы исследовали условия,  при которых  оговорки вообще  возникают, определили, что влияет  на  особенности искажений при оговорках, но совсем не рассмотрели эффекта оговорки самого по себе,  безотносительно  к ее  возникновению. Если  мы  решимся  на  это,  то необходима известная  смелость, чтобы сказать:  да,  в некоторых случаях  оговорка имеет  смысл (Sinn). Что значит  "имеет смысл"?  Это  значит,  что оговорку, возможно, следует считать полноценным психическим  актом, имеющим свою цель, определенную форму выражения и значение. До сих пор мы все время говорили об ошибочных действиях,  а  теперь оказывается, что иногда  ошибочное  действие является   совершенно   правильным,  только  оно   возникло  вместо  другого ожидаемого или предполагаемого действия.

     Этот  действительный  смысл  ошибочного действия  в  отдельных  случаях совершенно очевиден  и несомненен.  Если  председатель  палаты  депутатов  в первых же своих словах  закрывает заседание  вместо того, чтобы его открыть, то, зная обстоятельства, в  которых  произошла  оговорка, мы склонны считать это ошибочное действие не лишенным смысла. Он не ожидает от заседания ничего хорошего  и  рад  был  бы  сразу  его  закрыть.  Показать этот  смысл,  т.е. истолковать эту оговорку, не составляет никакого труда. Или если одна дама с кажущимся  одобрением  говорит другой: Diesen  reizenden neuen Hut haben Sie sich wohl selbst aufgepatz?. [Эту прелестную новую шляпу Вы, вероятно,  сами обделали? -- вместо aufgeputzt -- отделали], то никакая научность  в мире не помешает  нам  услышать  в  этой оговорке  выражение:  Dieser  Hut ist  eine Patzerei  [Эта  шляпа  безнадежно  испорчена].  Или   если  известная  своей энергичностью дама рассказывает: "Мой муж спросил доктора,  какой диеты  ему придерживаться, на это  доктор  ответил  - ему  не  нужна никакая диета, он может  есть и  пить все, что я хочу", то ведь за  этой оговоркой стоит  ясно выраженная последовательная программа поведения.

     Уважаемые  дамы и господа,  если  выяснилось, что  не только  некоторые оговорки и ошибочные действия  имеют  смысл, но  и их  значительное большинство,  то, несомненно, этот смысл  ошибочных действий, о котором  до сих пор никто не  говорил, и станет для нас наиболее  интересным, а все остальные точки зрения по праву  отойдут на  задний  план. Мы можем  оставить физиологические и  психофизиологические процессы и посвятить  себя чисто  психологическим исследованиям о смысле, т. е. значении и намерениях ошибочных действий.  И в связи с этим мы не упустим возможности привлечь более широкий материал для проверки этих предположений.

     Но прежде чем мы выполним это намерение, я просил бы вас последовать по другому пути.  Часто  случается, что  поэт  пользуется оговоркой или  другим ошибочным  действием  как  выразительным средством.  Этот  факт сам  по себе должен нам доказать, что  он  считает ошибочное действие, например оговорку, чем-то  осмысленным, потому что  ведь он делает ее  намеренно. Конечно,  это происходит не так, что  свою случайно сделанную описку поэт  оставляет затем своему  персонажу  в  качестве  оговорки.  Он  хочет  нам  что-то  объяснить оговоркой,  и мы должны поразмыслить,  что  это может означать: хочет  ли он намекнуть, будто известное  лицо рассеянно или устало, или его  ждет приступ мигрени.  Конечно,  не  следует  преувеличивать  того,   что   поэт   всегда употребляет оговорку как имеющую определенный смысл. В действительности  она могла  быть бессмысленной психической случайностью и только в  крайне редких случаях иметь смысл, но поэт вправе придать ей смысл, чтобы использовать его для своих целей. И  поэтому нас бы не удивило, если бы от поэта мы узнали об оговорке больше, чем от филолога и психиатра.

     Пример оговорки  мы  находим в Валленштейне  (Пикколомини, 1-й акт, 5-е явление). Макс Пикколомини в предыдущей сцене страстно выступает на  стороне герцога  и  мечтает  о   благах  мира,  раскрывшихся  перед  ним,  когда  он сопровождал  дочь  Валленштейна  в  лагерь.   Его  отец  и  посланник  двора Квестенберг  в  полном  недоумении.   А  дальше  в  5-м  явлении  происходит следующее:

Квестенберг

Вот до чего дошло!

(Настойчиво и нетерпеливо.)

А мы ему в подобном ослепленье

Позволили уйти, мой друг,

И не зовем его тотчас обратно -

Открыть ему глаза?

Октавио

(опомнившись после глубокого раздумья)

Мне самому

Открыл глаза он шире, чем хотелось.

Квестенберг

Что с вами, друг?

Октавио

Проклятая поездка!

Квестенберг

Как? Что такое?

Октавио

Поскорей! Мне надо

Взглянуть на этот злополучный след

И самому увидеть все. Пойдемте.

(Хочет его увести.)

Квестенберг

Зачем? Куда вы?

Октавио

(все еще торопит его)

К ней!

Квестенберг

К кому?

Октавио

(спохватываясь)

Да к герцогу! Пойдем!

(Перевод Н. Славятинского)

     Октавио хотел сказать "к  нему", герцогу, но оговорился и выдал словами "к ней" причину, почему молодой герой мечтает о мире.

     О. Ранк (1910а)1 Ранк  О. (1884-1939) -- один из ведущих  представителей психоанализа. Предпринял  попытку  модифицировать  исходную   концепцию  Фрейда,  выдвинув представление о  "травме  рождения". Утверждалось, что  каждое  человеческое существо страдает от  самой  главной  травмы  в своей  жизни, нанесенной ему отделением от тела матери  в момент  рождения.  Стремясь, хотя  и  напрасно, преодолеть  эту  травму,  человек  бессознательно стремится  возвратиться  в материнское чрево. Задача психоанализа усматривалась в том,  чтобы  избавить пациента от  этой травмы. После  некоторых колебаний Фрейд  отверг концепцию Ранка. указал на еще  более поразительный пример у Шекспира в Венецианском купце, в знаменитой сцене выбора счастливым возлюбленным одного из трех ларцов; я, пожалуй, лучше процитирую самого Ранка.

     "Чрезвычайно тонко художественно мотивированная  и  технически блестяще использованная оговорка, которую приводит Фрейд из Валленштейна, доказывает, что поэты хорошо знают механизм и смысл ошибочных действий и предполагают их понимание и у слушателя. В  Венецианском купце Шекспира (3-й акт, 2-я сцена) мы находим тому  еще один пример. Порция,  которая по воле своего отца может выйти замуж только  за того,  кто вытянет счастливый жребий, лишь  благодаря счастливой случайности  избавляется от немилых  ей  женихов.  Но  когда  она находит  наконец Бассанио, достойного  претендента, который ей нравится, она боится, как  бы и он не вытянул несчастливый жребий. Ей хочется ему сказать, что и в этом  случае он может быть уверен в  ее любви, но она связана данной отцу клятвой. В этой внутренней двойственности она говорит желанному жениху:

Помедлите, день-два хоть подождите

Вы рисковать; ведь если ошибетесь -

Я потеряю вас; так потерпите.

Мне что-то говорит (хоть не любовь),

Что не хочу терять вас; вам же ясно,

Что ненависть не даст подобной мысли.

Но, если вам не все еще понятно

(Хоть девушке пристойней мысль, чем слово), -

Я б месяц-два хотела задержать вас,

Пока рискнете. Я б вас научила,

Как выбрать. Но тогда нарушу клятву.

Нет, ни за что. Итак, возможен промах.

Тогда жалеть я буду, что греха

Не совершила! О, проклятье взорам,

Меня околдовавшим, разделившим!

Две половины у меня: одна

Вся вам принадлежит; другая - вам.

Мне - я сказать хотела; значит, вам же, -

Так ваше все!..

(Перевод Т. Щепкиной-Куперник)

     Поэт с удивительным  психологическим проникновением заставляет Порцию в оговорке сказать то, на  что она хотела только намекнуть, так как она должна была скрывать, что до исхода выбора она вся его и его любит, и этим искусным приемом поэт выводит любящего, так же как и  сочувствующего ему зрителя,  из состояния мучительной неизвестности, успокаивая насчет исхода выбора".

     Обратите  внимание  на  то,  как ловко Порция  выходит из  создавшегося вследствие ее оговорки противоречия, подтверждая в конце концов правильность оговорки:

Мне - я сказать хотела; значит, вам же, -

Так ваше все!..

     Так  мыслитель,  далекий  от  медицины,  иногда  может  раскрыть  смысл ошибочного действия  одним своим  замечанием, избавив  нас  от  выслушивания разъяснений.  Вы  все,  конечно,  знаете  остроумного  сатирика  Лихтенберга (1742-1799),1 Лихтенберг Г. К. (1742-1799) - один из любимых писателей  Фрейда.  В работе "Остроумие и его отношение к бессознательному" (1905) Фрейд разбирает многие из его афоризмов.

     В следующий раз  мы обсудим, насколько мы  можем согласиться  с  точкой зрения поэтов на ошибочные действия. о  котором  Гете  сказал:  "Там,  где  у  него  шутка,  может скрываться проблема. Но ведь  благодаря  шутке иногда решается  проблема". В своих остроумных сатирических заметках (1853)  Лихтенберг пишет: "Он  всегда читал  Agamemnon  [Агамемнон]  вместо  angenommen  [принято],  настолько  он зачитывался Гомером". Вот настоящая теория очитки.